Мы оба...Девушка перестала улыбаться, в глазах появился недобрый блеск:— Зачем это я ему понадобилась? Пиво кончилось, что ли?— Мария! Разве можно говорить такие гадости о своем отце?Девушка спокойно подошла к шкафу, достала вытертый халатик, накинула на плечи, потом повернулась к матери и отчеканила:— Он — не мой отец. Запомни.Кэтти тяжело вздохнула:— Ну что ты все время твердишь: не мой отец, не мой отец. Питер любит нас и мечтает подружиться с тобой. Разве он виноват в том, что ты ни разу не захотела с ним поговорить по-человечески?Мария словно оглохла. Она молча взяла с комода зубную щетку и на ходу бросила матери:— Отдохни. Я сама приготовлю Питеру еду.На кухне девушка налила в кастрюльку воды, поставила туда бутылочку с молоком и водрузила все это на плиту. За несколько минут умылась и с теплой бутылочкой вернулась в детскую.Мать поднялась с постели.— Покорми Питера, ладно? И быстрее иди завтракать, а то опоздаешь в школу.Кэтти вышла. Мария наклонилась к малышу, показала ему бутылочку и ласково пропела:— Ну, хочешь кушать, Питер? Хочешь? Конечно, хочешь.В темных глазенках вспыхнул огонек осмысленного выражения. Пухлые ручки потянулись к бутылочке, слюнявый ротик растянулся в беззубой улыбке.— Ты мой хорошенький...Надев на бутылочку соску, она сунула ее ребенку. Маленький Питер радостно хрюкнул, сжал резинку голыми деснами и сосредоточенно зачмокал.Мария внимательно оглядела малыша:— А ну-ка скажи, свалишься ты отсюда или нет, пока сестра будет одеваться? Я думаю, не свалишься.Девушка погладила младенца по мягкому животику, достала из шкафа одежду, скинула пижамную куртку. Мурлыча под нос модную песенку, натянула трусики и уже взяла лифчик, но тут почувствовала на себе чей-то липкий взгляд и опустила руку. Медленно подняла глаза к висящему перед ней зеркалу. В тусклом стекле отражалась открытая дверь детской, часть кухни и сидящий возле стола отчим. Он жадно разглядывал девушку. Мария презрительно ухмыльнулась, не торопясь надела лифчик, потом подошла к двери и смерила отчима ненавидящим взглядом. Захлопнула дверь.Брат и сестра закончили свои дела одновременно: девушка оделась, а младенец высосал положенное ему на завтрак молоко. С малышом на руках Мария вышла из детской. Отчима на кухне уже не было. Девушка отдала ребенка матери и села за стол. Перед ней стояла мисочка с неаппетитной слизистой массой.— Опять овсянка?— Между прочим, тебе овсянка очень полезна. Ешь.Мария уныло сунула ложку в липкое варево. Больше всего ей сейчас хотелось курить, но при матери она этого делать не решалась. Придется потерпеть.— Спасибо, я не голодна.На кухню ввалился отчим — обрюзгший и раздраженный. Еще с порога он принялся отчитывать падчерицу:— Что, овсянка слишком проста для твоего изысканного вкуса? Еще бы — плебейская еда. Может быть, ты предпочла бы яичницу с ветчиной?Мария бросила на него враждебный взгляд.— Честно говоря, я предпочла бы именно это.Отчим неуклюже плюхнулся на стул, повернулся к Кэтти и прорычал:— Каково, а? Поди, стыдится, что мы бедны и не трескаем по утрам яичницу с ветчиной?Глаза девушки потемнели от гнева:— А мы не были бы так бедны, если бы ты перестал лакать свое пиво и пошел зарабатывать деньги.Питер обиженно вздохнул и заныл, обращаясь будто бы только к жене:— Вот чего в ней нет, так это уважения к своим родителям. Одни оскорбления! Оно и понятно: где ей набраться чему-нибудь путному, если она шляется по ночам неизвестно с кем.Мария вскинула голову:— Своих родителей я уважаю! Но не тебя.Кэтти хлопнула ладонью по столу:— Мария! Замолчи!Девушка раздраженно подвинула к себе миску:— Пусть он не цепляется ко мне.Пытаясь успокоиться, попробовала проглотить пресную холодную кашу. Отложила ложку. Кэтти не унималась.— Отец прав. Ты не имеешь права ему грубить. Он заботится о тебе...— Враки!Мария вскочила из-за стола, грязная ложка свалилась на пол.— Он заботится только об одном человеке — о самом себе. И больше ни о ком. Если бы твой замечательный муженек был мужчиной хоть наполовину, он ни за что не позволил бы тебе работать ночами. Да пойми же наконец — он пиявка. Пиявка!Кэтти вскинула руку. Звонко хлопнула пощечина. Еще не осознав происшедшего, девушка прижала ладонь к пунцовой щеке. Минуту в кухне стояла мертвая тишина, потом Мария с ужасом выдохнула:— Ты ударила... меня?С трудом сдерживая рыдания, Кэтти попыталась говорить твердо, но голос дрожал:— Да, чтобы научить уважать родителей.Широко открытые глаза дочери наполнились слезами, и Кэтти умоляюще протянула к ней руки:— Мария! Мария...Девушка не заплакала и словно окаменела. Она посмотрела на мать холодно, отстраненно, будто видела впервые, потом отодвинулась, как отодвигаются от чужого человека.— Мария!— Извини, мама. Мне очень жаль.Мария повернулась и тихо вышла из кухни, потом из квартиры. Хлопнула входная дверь.Кэтти поняла, сердцем почувствовала, что дочь ушла от нее навсегда. Давясь рыданиями, она повернулась к мужу:— Что я наделала! О, господи, что я натворила! Бедная моя девочка!Питер не шелохнулся, будто весь этот крик не имел к нему никакого отношения. Он был спокоен, и только недобрая улыбка выдавала его торжество.— Ты поступила правильно, Кэтти. Давно бы так.Она перестала плакать.— Думаешь, это поможет?Питер глубокомысленно надул щеки:— Да, конечно.Кэтти внимательно посмотрела на Питера... В голове забрезжила слабая догадка, но как раз в эту минуту закричал ребенок. Она прижала к себе плачущего сынишку и застыла, глядя в одну точку. Ее раздирали сомнения.О, как хотелось поверить в то, что она справедливо наказала Марию, в то, что другого выхода не было и ничего страшного не произошло, И чем больше Кэтти убеждала себя во всем этом, тем больнее ныло сердце от тяжелого предчувствия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88