— Знаешь, Джери-Ли, я тебя совершенно не понимаю. Один день ты такая, другой — совсем непохожая.
— Какая есть! И, по крайней мере, мои слова соответствуют тому, что я считаю в данный момент правильным, — сказала она. — И вообще, девушки, как известно, в этом возрасте меняются! — она откровенно смеялась над Берни. — А вот платье ты мне испортил основательно. Матери я сказала, что выплеснула что-то на себя в кухне, — она продолжала смеяться.
— Ничего смешного. Я из-за этого не спал всю ночь, чувствовал себя ужасно виноватым.
— Даже так? Не стоит терзаться. Просто в следующий раз будь чуть-чуть осторожней.
— Следующего раза не будет, Джери-Ли, — я обещаю, что больше не потеряю головы.
Она посмотрела на него испытывающе и чуть насмешливо.
— Обещаю, правда. Я слишком уважаю тебя...
— Ты хочешь сказать, что не станешь этого делать, даже если я захочу, чтобы ты...
— Но ты не можешь хотеть! — сказал он с убежденностью.
— Ну если ты так считаешь, тогда объясни, почему я позволила тебе все это вчера?
— Потому что и ты потеряла голову.
— Нет, Берни, причина совсем не в этом. Я позволила тебе все это только потому, что сама того хотела. Совершенно неожиданно для себя я вдруг поняла, почему последнее время чувствовала себя так странно, почему была такой нервной, взвинченной. Просто потому, что я все время старалась убежать от тех инстинктов, которые бушевали во мне.
— Бог мой, Джери-Ли! Ты просто не отдаешь себе отчета в том, что сейчас говоришь!
— Просто я сейчас предельно честна и с тобой и с собой. Я не желаю притворяться перед кем бы то ни было, а перед собой тем более мне не хочется. Может быть, именно теперь я смогу совладать со своими чувствами и переживаниями.
— Джери-Ли, хорошие девочки не позволяют себе так чувствовать. — Берни был крайне смущен и обеспокоен. — Может быть, тебе следует поговорить с кем-нибудь?
— С кем? С матерью? — спросила она, саркастически улыбаясь. — С ней я не могу говорить. Она никогда меня не поймет.
— Тогда что же ты собираешься делать?
— То же, что делаешь и ты, — она ухмыльнулась. — Возможно, со временем мы лучше поймем, что все это означает.
Он ничего не ответил и побрел к своей вышке. Весь день Берни наблюдал за Джери-Ли. Все произошло как-то не так, как положено. Он бесконечно сожалел, что начал все это с ней.
— Ты прочитала книжку? — спросил Мартин, когда она вернула ее.
— Конечно.
— И что ты думаешь?
— Есть места, которые я просто не поняла. Но большую часть времени я испытывала во время чтения сострадание ко всем им. Они произвели на меня впечатление таких потерянных и таких несчастных, независимо от того, что они делали.
— А что ты не поняла?
— Ну, ты сказал, что герои напоминают тебе твою собственную семью.
Но ты ничего общего не имеешь со Стадсом Лониганом.
— Я бы мог стать таким, как он, если бы позволил себе пить, как это делал он, — сказал Мартин. — А мои предки такие же лицемеры, как и его.
Они вечно потчуют меня расхожими истинами, а сами живут совсем не так, как требуют от меня.
— А ты никогда не пробовал с какой-нибудь девушкой так, как Лониган?
Мартин пунцово покраснел.
— Нет.
— А что-нибудь другое?
— Я... я... не понимаю, о чем ты, — сказал он, спотыкаясь на каждом слове.
— А я думаю, что отлично понимаешь. Он покраснел еще больше, хотя это, казалось, уже и невозможно.
— Бог мой, Джери-Ли, не надо... Люди не говорят о таких вещах и не задают подобных вопросов...
— Ты краснеешь. Значит тебе нравится?
Он не ответил.
— А как часто ты это делаешь?
— Джери-Ли! Так нечестно! А как бы ты себя чувствовала, если бы я стал задавать тебе такие же вопросы?
— Возможно, ты прав, — сказала она, подумав немного. — Я пошла в библиотеку и взяла пару книг Джеймса Фаррела. Он мне понравился.
Понимаешь, он, по крайней мере, честен.
— Он хороший писатель, — согласился Мартин. — Я пытался уговорить отца прочитать его книги, но он не захотел и слушать. Сказал, что отец Донлан в церкви говорил об этом писателе, что, мол, того отлучили от церкви за непристойные слова в книгах.
— Я знаю, — сказала Джери-Ли. — Когда я брала книгу, библиотекарша поглядела на меня как-то странно и заявила, что, насколько она может судить, мне еще рано читать такие книги, как романы Фаррела.
Теперь рассмеялся Мартин.
— Я давно поражаюсь, неужели они всерьез думают, что мы все еще дети?
Джери-Ли стояла на террасе и слушала музыку, доносящуюся из открытых дверей танцевального зала.
Уже несколько недель в клубе играл негритянский оркестр. Поначалу некоторые члены клуба возражали. Они утверждали, будто единственная причина, по которой Коркорэн нанял черный оркестр, в том, что он дешевле, чем белый. Но уже после первого же вечера все, кроме самых что ни на есть твердолобых, признали, что этот оркестр лучший из всех, когда-либо игравших в клубе.
Джери-Ли и другая официантка Лайза сидели на перилах. Музыка кончилась, и оркестранты высыпали на террасу. Они сгрудились у дальней стены, разговаривая между собой. Но через некоторое время молодой человек, исполнитель песен, подошел к перилам и встал недалеко от девушек, глядя на водный простор океана.
— Последняя песня мне очень понравилась, она прекрасна, — сказала ему Джери-Ли. — Вы пели почти как Нат Кинг Коул.
— Спасибо.
У нее возникло смутное ощущение, что ему пришелся не по вкусу такой комплимент.
— Готова спорить, что вам все так говорят, — сказала она, пытаясь исправить положение. — А вам все это уже осточертело, да?
Он повернул к ней голову и внимательно посмотрел на нее. В его глазах читалось одобрение.
— К сожалению, это именно то, что хочет слушать публика, — сказал он, и в его речи она уловила мягкий акцент в сочетании с не правильностью, характерной для негров, и еще намек на застарелый антагонизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150