Режиссер (кивнув на кутающуюся в халат актрису)- Дуре везет. Получит на экране спину, какой и во сне не снилось.
Девица спокойно и деловито разделась догола, сложила свои вещи аккуратной стопкой на песке и распрямилась, уперев руки в крутые бока, словно вокруг никого не было.
«Хороша, стерва, — простонал в уме Олег, — Боже, до чего хороша! До чего желанна! Куда нашим записным красавицам! Сколько ленивой грации! Какой хмельной взгляд! Эта женщина самим богом создана для мужской услады. Какие мы все жалкие хлюпики рядом с ней!»
Зазвучали команды. Девица пошла в туман плавной, сводящей с ума, походкой. Камера покатила по рельсам.
Режиссер. Стоп! Прелестно! Возвращайся, дорогая. Сделаем еще один дубль. На всякий случай.
Голос из толпы. Чтоб продлить удовольствие.
Режиссер. И удовольствие тоже.
Она шла к ним из тумана. Играя тугими грудками и не прикрываясь руками. Ослепительная в своем естестве. С хмельной, чувственной улыбкой на крепких губах.
«Вот на таких и женятся умные люди, — изнемогал Олег. — Вот такое тело, такого чувственного зверя иметь рядом всю жизнь. Потянись — и захлебывайся от услады. Что еще нужно? А каких детей тебе нарожает? И все легко, без истерик, без вечной жертвенности. А изменять, если чуть приестся ржаной, с поджаренной корочкой, хлеб, можно с интеллигентным бисквитом, в очках, от которого со второго укуса подступает тошнота, и мчаться назад со всех ног к своей, простой и естественной, женщине, как приникают в жаркий день к прохладному и вкусному роднику. Но мы же все делаем наоборот. И ходим по жизни, как клоуны, с размазанным по роже бисквитом». Дама из киногруппы читает нотацию героине. Дама. Этот съемочный день мы вам вычтем из оплаты. Героиня. Да возьмите хоть все. Подавитесь своими жалкими деньгами.
Дама. Деньги не мои, а государственные, деточка. Каждый получает то, что заслужил.
Героиня. Отстаньте от меня. Вы мне надоели. Дама. Ах, так? Что-то вы запели другим голосом. Вспомните, как лебезили передо мной, когда я… я, а не кто-нибудь иной, пригласила вас на пробы на главную роль. Режиссер, умница, усомнился в вас, и я… я уговорила его. Так мне и надо! Я же не знала, что вы такая… неблагодарная, что в вас ни капли благородства.
Героиня. Отстаньте от меня! Старая завистливая дура! Еще слово — и…
Дама. Что и? Что, негодница?
Их крики доносятся до Олега и режиссера, рядышком сидящих в шезлонгах.
Ссора актрисы и дамы из группы не утихает. Олег. А чего вы не вмешаетесь? Кто хозяин на съемочной площадке?
Режиссер. Я — хозяин. Но если у хозяина имеется лающая собака, ему не обязательно лаять самому.
Олег. Я все пытаюсь понять, наблюдая вас, зачем вы полезли в режиссуру? Не обижайтесь. Думаю, в другой сфере вы могли бы себя полнее проявить.
Режиссер. Не уверен. Режиссер, какой бы он ни был, обладает властью, какой другая профессия не дает. От тебя зависит целая банда далеко не бездарных людей. Перед тобой заискивают, ловят твой взгляд. А что может быть слаще такой власти? В твоей воле поднять до небес и… шлепнуть в грязь. В твоей воле. А так, кому я в этой жизни нужен? Поглядите на меня. — Олег. Вы до цинизма откровенны. Режиссер. Долг платежом красен.
Олег. Но вы же — нас никто не слышит — бездарны!, как сапог.
Режиссер. А вы — так как нас никто не слышит, то осмелюсь сказать вам, — вы безнравственны как… как… торгуете в искусстве своим грязным бельем.
Он рассмеялся. Олег тоже.
Когда девица одевалась, Олег не выдержал и подошел к ней, волнуясь и глупо улыбаясь, как бывало с ним в юности, когда до умопомрачения влекло к «объекту».
Олег. Который час?
Она не ответила, только смерила его взглядом, искоса и небрежно.
Олег. Вы здесь отдыхаете?
Девица. Здесь курорт. Чего делать, как не отдыхать?
Олег. По путевке?
Девица. А как же?
Олег. А вы хотели бы в хороший ресторан… скажем, провести вечерок…
Девица. С кем? С вами? И даром не надо. Нас тут кормят достаточно. А уж провести время — сама подберу с кем. Охотников — навалом.
Олег. Это уж непременно. При вашей красоте. (И в уме.) Боже, что я несу? Как кучер… или приказчик. Совсем ошалел. Что с вами? Олег Николаевич?
Девица. Вот что, дядя… ты тут, видать, начальник… Что, актрисы надоели, потянуло на свежатинку?
Олег. Ну, не совсем так, но вообще-то… Не стану спорить.
Девица. А мне-то что с того?
Олег. Естественно… с моей стороны… причитается… Это уж сам бог велел. Мы с тобой уедем… на машине… тут есть мотель… старомодный, уютный, уединенный. А кругом — ни души. И маяк среди дюн.
44. Экстерьер.
Пляж.
Вечер.
Пустеет пляж. Рабочие уносят с площадки оборудование. По высокой ..зигзагом, металлической лестнице, просвечиваемые закатным солнцем, они с грузом поднимаются на самый верх обрыва, к маяку.
Операторская группа упаковывает съемочную камеру.
У подножья обрыва сидят Лариса и дама из группы. Лариса встревожено, но стараясь не выдать себя, косит на мужа, обхаживающего девицу. Дама устало поникла, словно из нее выпустили воздух.
Дама. Я — дура безмозглая! Что мне, больше всех надо? Стараешься, лезешь из кожи вон — и что в ответ? Сколько раз даю себе зарок! Софа, угомонись! Будь, как все! Только успеваю утирать плевки. Разве я кому-нибудь враг? Стараюсь, чтоб было как лучше. И за это меня терпеть не могут. Посмеиваются за моей спиной. А сколько я сопливых девчонок вывела в знаменитости! Находила в глуши, в провинции. Вытаскивала в Москву, опекала, подкармливала из своего скудного жалованья. И что? Кто-нибудь из них вспомнит меня, когда я умру? Сволокут в крематорий соседи, и то если время найдут.
Она плачет, размазывая краску по дряблым щекам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10