В паху и под мышками курчавились жесткие на — вид черные волосы. С лица не сходила глупая и добрая улыбка.
И при том, что и Астахов и Лунин в своей жизни повидали достаточно женщин и красивей и стройней, от Дуни на них повеяло такой притягательной бабьей силой и бездумной ласковостью, что они почти одновременно ощутили возбуждение.
— Царевна-несмеяна, — шепнул Астахов Лунину, а тот в ответ:
— Василиса Прекрасная.
Дуня взяла у Зуева стакан, отставив мизинец, и звонко сказала:
— Со знакомством!
Опорожнив одним глотком стакан, она поставила его на рояль и кокетливо спросила:
— А вас-то как величают, не знаю. А полагается знать.
— Ну, раз полагается, то начнем с меня. Виктор Иваныч, — Зуев церемонно пожал Дуне руку. — А этот, с красивой шевелюрой, — Сергей Николаич. И Александр Дмитрич — тот, что с усами.
— Очень приятно, — улыбнулась каждому Дуня и добавила: — Можете поздравить меня, товарищи. Меня приняли в кандидаты партии. Райком утвердил.
Это было так неожиданно сказано, с такой наивной простотой, абсолютно не вяжущейся со всей обстановкой и голыми телами, что мужчины какой-то миг сидели окаменев, с раскрытыми ртами и потом вместе разразились хохотом.
— Так это же крупнейшее событие в жизни нашей партии! — завопил, задыхаясь от смеха и выплясывая нагишом на ковре, Зуев. — Теперь мы действительно непобедимы!
— Ох, и маяли меня, маяли, — пожаловалась, ища сочувствия, Дуня. — Все вопросы, да вопросы… и такие каверзные…
Ты хоть не ударила в грязь лицом? — все еще смеясь, осведомился Лунин. Отвечала-то как следует?
— Да так… ни шатко, ни валко… Кое-что ответила… кое-что запамятовала… Да ведь я так считаю… на все вопросы дать верный ответ может один человек…
— Кто? — со слезящимися от смеха глазами выдохнул Астахов.
— Чай, только Карл Маркс.
Ее слова потонули в хохоте. Лунин, постанывая, только и повторял:
— Ну, Дуня, всю теорию превзошла… Тебя сейчас на мякине не проведешь.
— Да меня и раньше-то не очень-то объедешь, — совершенно серьезно отвечала Дуня, — а теперь-то уж конечно…
— Ладно! — хлопнул в ладоши Зуев с багровым от смеха лицом. — Кончай базар! Как говорится, ближе к телу! Приступим, Авдотья Ивановна. Только уж сегодня, матушка, должна показать класс! В честь такого события.
— А на нас никогда не жаловались, — с достоинством ответила Дуня, скрестив руки перед собой и приподняв обе груди. — Я же проходила моральный кодекс строителя коммунизма… Когда Программу партии учила. А там что сказано? Честность и правдивость… Так? Высокое сознание общественного долга… Коллективизм и товарищеская взаимопомощь… А главное, что мне понравилось, — золотые слова: каждый за всех, все за одного!
— Браво! — зааплодировал Зуев. — Все! Доклад окончен. Следующий номер нашей программы…
— Учтите, — перебила Зуева Дуня. — Я ложиться не люблю. У меня низкое расположение… уж больно высоко надо ноги задирать.
— Как предпочитаешь? — насторожился Зуев.
— А раком… — просто сказала Дуня. — Я на рояль обопрусь, а вы сзади пристраивайтесь.
И действительно, стоило Дуне нагнуться в изгибе рояля, между ее расставленных бедер раскрылась розовая волосатая щель, и Зуев, прижавшись к ее ягодицам, легко воткнул туда свой член и повел в сторону посоловевшим от наслаждения взором. Но тут же взгляд его прояснился, наткнувшись на экран беззвучно включенного телевизора. Там бегали по зеленому полю футболисты.
— Саша! — крикнул он Лунину. — Включи звук! «Спартак» — «Динамо». Чуть не прозевали!
— Вы… одно из двух, — откуда-то снизу пробормотала Дуня. — Или футбол глядите, или…
— Я, пожалуй, потом, — отлип от ее зада Зуев и прошлепал к телевизору. — Ребятушки, я — пас, непредвиденные обстоятельства… Кто пойдет? Ты, Сережа?
Астахов смущенно поморщился:
— Я бы не отказался… но… не люблю в этом деле… при публике… Если уединиться…
Дуня разогнулась.
— А мы пройдем в «Горное солнце». Там нам никто не помеха.
— Пожалуй, — поднялся Астахов, на голову выше Дуни, и та, заботливо сняв с него халат и сложив на стул, уважительно взяла за руку и повела в комнату «Горное солнце».
— Совестливый, — напевным голосом нахваливала Дуня Астахова. — Хоть мужик, а не охальник.
— Потому как коммунист, — в тон ей ответил Астахов, сдерживая улыбку.
Зуев приник к телевизору — его больше ничто не интересовало.
Лунин с дивана смотрел в голые спины Астахова и Дуни и комментировал:
Подобралась пара — гусь да гагара. Боевой, испытанный авангард советского народа.
Зуев добрал свое, когда в футбольном матче насту пил перерыв после первого тайма. Выключив звук, но не убрав изображения с экрана, чтобы не пропустить начала второго тайма, он поставил вернувшуюся из «Горного солнца» Дуню в изгиб рояля и вполне уложился во времени до того, как на футбольном поле прозвучал свисток судьи, возвестивший о начале второй половины игры.
Лунин не последовал примеру своих товарищей, отказался.
Брезгуешь? — удивленно и обиженно спросила неутомимая Дуня.
— Да нет… Бог с тобой, — краснея, стал оправдываться Лунин. — Не могу… и все. Нет у меня желания… А без желания, сама понимаешь… ничего не получится.
— Это уж точно… — согласилась Дуня. — Баба всегда может, да не всегда хочет, а мужик всегда хочет, да не всегда может. Я понимаю… Так что, тебе твой рубль вернуть?
— Нет, нет, — замахал руками Лунин, — оставь себе… А вот хочешь доставить мне приятное, пойдем в парную, и ты меня похлещешь веничком. По-бабьи, ласково. А то эти мужланы, дай им дорваться, семь шкур спустят.
— Это мы с удовольствием, — согласилась Дуня. — Вот только валенки сниму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99