Беднейших слоев. Кто беднейшие слои? Негры. Мексиканцы. Пуэрториканцы. Знаешь, сколько цветного взрывчатого материала в твоей Америке? Больше двадцати процентов! Одна пятая населения! Цветные плодятся быстрее белых. Через одно поколение половина Соединенных Штатов будет окрашена в любой цвет, кроме белого. И тогда уж ничто не спасет.
Кроме того, мы уже сейчас можем экономически душить своего врага. И снова нефтью. У вас ее запасы иссякают. А у нас открыты несметные богатства. Венесуэла и Мексика могут затопить вас нефтью. И по той цене, которую мы установим. А на эти деньги мы купим оружие, чтоб окончательно вас добить.
— Почему ты все говоришь «вас»? Ты меня относишь к той Америке, с которой борешься?
— Прости. Погорячился. Ты — наша… И не наша. Ты не знала голода. Тебя не притесняли. Ты не поймешь. Но и таких мы принимаем в наш строй. Как союзника. А в борьбе, на реальном деле ты закалишься и станешь настоящим, а не книжным революционером.
— А если меня убьют? Тебе не будет жаль?
— Будет. Даже заплачу. Ты мне очень нравишься.
— Почему ты никак не произнесешь слово «люблю»? Стесняешься? Мужская гордость не позволяет?
— Это слишком дорогое слово. Зачем его трепать?
— Значит, меня ты не любишь? Я тебе лишь нравлюсь.
— Любовь не словами доказывают, а делом.
— Ну, докажи делом.
— Разве еще не доказал? А то, что все время с тобой? Забыл о товарищах. Они меня ищут и не могут найти. Скоро назовут дезертиром. И думаешь, они не будут правы?
Тут наступал мой черед обнимать его и целовать. Прижимаясь к нему, я испытывала ощущение, словно прикасалась к гладкой и гибкой черной пантере. В темноте сверкали его синеватые белки. Мне было сладко и жутко. Чувство ни с чем не сравнимое.
— А после революции, — спросила я его, — не будет бедных, все станут богатыми?
— Все станут равными.
— Равными в чем? В богатстве? Или в нищете? В Китае все бедны. Что ж в этом хорошего?
— Зато нет эксплуататоров. Все ходят пешком.
— И никто не имеет своего автомобиля? А правительство?
— Правительство, конечно.
— Как же ты станешь жить после революции? Теперь ты разъезжаешь на дорогом «Корветте». Не каждый американец может себе такой позволить.
— Хочешь, я тебе поклянусь. В первый же день нашей победы я публично сожгу свой автомобиль.
— Почему тебе сейчас этого не сделать?
— Пока он нужен для дела революции.
— Обязательно серебристый «Корветт»? Автомобиль победнее не подходит?
— У тебя логика провокатора. …Знаешь, где рождаются ураганы? — спросил Ди Джей.
Я качнула головой, признавая свою полную неосведомленность в этом вопросе.
— Что же ты знаешь? Как подводить глаза и когда принимать противозачаточные таблетки? А еще в колледже училась. У нас на Тобаго каждый малыш тебе ответит.
— Признаю свое невежество, — улыбкой стараюсь я вызвать улыбку на его каменном, скульптурном лице. — Повинную голову меч не сечет.
— Чем вы там в Нью-Йорке занимаетесь? Чем ваша голова забита в самом большом городе мира? На наших маленьких островах…
— Знаю, знаю, — опережаю я его. — На ваших маленьких островах люди любознательней и умнее, честнее и прогрессивнее. Знаю и не спорю. Признаю полное превосходство жителей маленьких островов. Но ведь ты не оставишь меня прозябать в неведении и расскажешь, где рождается ураган?
— А ты не подсмеиваешься? Тебе действительно хочется знать?
— Ну чем тебе поклясться? Именем Че Гевары?
— Замолчи! — сверкнул он глазами и своей жесткой ладонью зажал мне рот. — Не оскверняй святое имя! Не смей трогать его всуе! Ты меня поняла?
Движением ресниц я показала ему, что все поняла, и поцеловала его сухую ладонь. Это смягчило его.
— Ладно. Слушай. Но слушай серьезно. Мне не по нраву улыбочки, когда я говорю о важном.
— Ураганы — это так важно?
— Слушай. Поймешь и другим расскажешь, таким же темным, как ты. Ураганы рождаются на моей родине. Ясно? В Карибском море. Между Кубой и Гаити, Ямайкой и Бермудами. Колыбель ураганов окружена маленькими островами.
— Тобаго, — сказала я.
— Верно, — удовлетворенно кивнул он. — А еще какие знаешь?
— Сан Томас… Сан Круа… — напрягая память, стала я перечислять, но он перебил:
— Не то! Это — американская колония. Вирджинские острова. Ты еще Пуэрто-Рико забыла. Мартинику и Гваделупу, которые томятся под французской пятой.
— Я не забыла. Ты мне не дал сказать.
— Тебя спрашивают про свободные острова. Независимые государства. Как мой Тобаго. Запоминай, Тобаго… Тринидад и Тобаго — одно государство. Барбадос. Гренада.
— Кюрасао, — припомнила я.
— Кюрасао — колония. Голландская. Ничего ты не знаешь. Слушай и запоминай. Наши острова охватили Карибское море дугой от вашей Флориды до Венесуэлы, как ожерелье из драгоценных камней. Среди этих тропических островов в синих водах Карибского моря берет начало теплое течение Гольфстрим и уходит к Европе, смягчая ее климат. Над этими водами сталкиваются холодные и теплые потоки воздуха, и начинается битва. Тепла и холода. Вот откуда и рождаются ураганы. И уходят на север. К твоей родине. Начинают гулять по штатам, круша и сметая все на своем пути. Достается Флориде, еще больше Луизиане. Потом Техасу, Миссисипи, Оклахоме, Арканзасу. И дальше! И дальше! И дальше! Дрожит, содрогается континент. Рушатся, как карточные домики, ваши небоскребы. А хваленые американские автомобили забрасывает на вершины деревьев. Ты со мной согласна?
— Да, впрочем, не во всем. Ты пережимаешь. Сгущаешь краски. Но я делаю скидку на твой бурный темперамент.
— Не делай мне скидок! Я не нуждаюсь в твоем снисхождении! Слушай дальше. И если еще раз увижу, что скалишь зубы, я не поручусь за себя… и тебе придется вставить искусственные зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140