Добираться до Нью-Йорка в автомобиле долго и нудно. Но не бросить же мою «Тойоту» в Лос-Анджелесе? Как я буду передвигаться в Нью-Йорке? На такси я разорюсь. К тому же я привязалась к моей желтенькой подружке, и мне ее будет недоставать. Следовательно, на «Тойоте» — через весь континент. Через Скалистые горы, через прерии «кукурузного пояса». Денвер, Де Мойн, Чикаго. Питтсбург…
Хорошо бы иметь с собой рядом живое существо. Неназойливое. С кем можно обменяться словом. Кто не даст уснуть за рулем. И сменит, когда я устану. Найти бы такого попутчика.
Тогда и бензин пополам. Немаловажная экономия, если учесть, что денег у меня не густо.
Мне пришло на ум попытаться найти попутчика на автобусной станции. Туда заходят люди с ограниченными средствами, и, кто знает, может, мне снова улыбнется фортуна. Ведь, в принципе, я везучая.
Я вырвала из блокнота листок и написала, что ищу попутчика в Нью-Йорк. Не указав ни своего имени, ни адреса. Только номер телефона. В любом случае я решила уехать не позже чем завтра и постараться все совершить незаметно, чтоб ни Фернандо, ни даже Мелисса ничего не могли заподозрить.
ТОЙОТА
Вэтот мотель мы заехали затемно, свернув с автострады и разыскав его по указателям, которые привели нас точно к месту. Мотель как мотель. Одноэтажный, длинный, как солдатский барак. А вернее, как конюшня, рассчитанная на большое количество лошадей. Но с той разницей, что в этой конюшне ночуют не кони, а их седоки. Кони же остаются снаружи. Нас привязывать не надо. Мы поставлены на тормоза.
Перед каждым автомобилем, припаркованным на отделенной белыми линиями стоянке, — дверь в комнату его хозяев. С номером. А также окном, под которым выпирает решетка кондиционера.
Мои поселились в комнате под номером 68. Это не имеет никакого значения. Потому что, поселись они под номером 100 или 150, ничего бы не изменилось. Комната была та же. И мебель та же. И ни один предмет не был сдвинут со своего стандартного запроектированного места. Только я стояла бы чуть дальше, а возможно, с другой стороны корпуса. Но и там были бы те же двери и асфальт так же расчерчен белыми клетками, чтобы каждый автомобиль стоял точно на отведенном ему месте. Перед дверью хозяев.
Окно у моих неплотно зашторено, и там брезжит слабый свет. Снизу. Должно быть, смотрят телевизор. Лежа в постели. Им не душно. Кондиционер, мне слышно его постукивание, остужает воздух в комнате. Им хорошо. А я тут изнемогаю от духоты. Казалось бы, ночь на дворе. Впору бы воздуху остыть. Нет, влажно и жарко. Как в бане. Ветровое стекло и боковые запотели. А фары так затуманились, что порой мне приходится жмуриться, чтобы различить цифру 68 на дверях перед моим радиатором.
Не спится мне. Не спится и соседям. Слева, чуть не притерев мне бок, распластался широкозадый американец. Бежевый «Бьюик» не первой молодости и старомодно-неуклюжий. А справа, через один пустой квадрат, — серая машина. Тоже иностранка, как и я. И тоже экономичная малолитражка, компактная, строгая. Без излишней вычурности и претензий, как у моего соседа слева. Такую машину я вижу второй или третий раз. А стоять рядом приходится впервые. Это — «Лада», русская машина. Их стали продавать в Америке. И вот мы — соседи. Можно познакомиться.
На ночных стоянках мы, автомобили, любим пообщаться друг с другом, потолковать о том о сем, посудачить. В зависимости от характера, конечно. И национального происхождения. Вот шведы, к примеру, «Вольво» или «Сааб» не очень разговорчивы. Предпочитают других послушать. Даже если неинтересно.
Немцы спесивы. Я не говорю о «Мерседесе». Простые малолитражки, такие, как я, из этой нахальной семейки «фольксвагенов». Все эти «Поло», «Пассаты», «Сирокко», «Рэббиты». Слушают вполуха. Словно им все заранее известно, и их ничем не удивишь. А уж станут рассуждать — не пытайся спорить, дружно поднимут на смех, благо их всегда много, и будут презрительно фыркать. Уж на что захудалый «жучок» — родоначальник всей этой семейки, давно снятый с производства, но все еще бегающий по миру, в основном на запасных частях, — и тот задирает нос.
Но немцы хоть не крикливы. Рассуждают негромко, но веско. Так, по крайней мере, им кажется.
Зато итальянцы… Бог ты мой! Попадется тебе соседом какой-нибудь жеваный «Фиат», и считай, что ночь пропала. Не даст вздремнуть. Будет трепаться без остановки. И сам посмеется своему остроумию. А слушаешь ты его или нет — ему безразлично. Знай чешет, отводит душу. И голос обычно высокий, резкий. Ну точно ножом по стеклу или капоту провели.
Французы — элегантные собеседники. Не назойливые. Себе на уме. Не перебьет. Скажет словечко и ждет реакции. Ему важно знать, дошло до нас или нам надо все разжевать. А разжевывать французы не любят. Ну раз ты неотесанный провинциал, то тебе необязательно знать. Переглянутся друг с другом чуть заметно — и все. Если японская машина окажется рядом, ее удостоят взгляда. К нам, японцам, у них отношение уважительное. Мне один «Рено» однажды отвалил комплимент. Вы, сказал, японцы, — французы Азии. Не правда ли? Ну что ему ответить? Чтоб не задеть национальное самолюбие и свой престиж соблюсти? Я ответила так: а мы, мосье, в Японии называем вас, французов, японцами Европы. Не обиделся. Даже рассмеялся. Вместе посмеялись.
Об американцах… даже говорить неудобно. Можно неверно истолковать мои слова. Посчитать, что исхожу завистью к их необъятным габаритам, избытку хрома и всяческих других блесток, которые, как и лишний жир у человека, не свидетельствуют об отменном здоровье. Все эти «Форды», «Шевроле», «Кадиллаки», «Бьюики», «Олдсмобили», словно толстые тяжелые тещи, еле умещаются на своем отрезке парковки, норовят высунуть бока на чужую территорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140