Да я бы гроша ломаного не дал, чтобы выслушивать, через какие такие испытания вам пришлось пройти. Будто сами мы через такие не проходим. Слово в слово!
В толпе дружно захохотали, но альтрурец, по-видимому, не нашел в его словах ничего смешного.
— Что ж, — снова заговорил он. — Попытаюсь рассказать вам как можно лучше, что представляет собой Альтрурия, но прежде всего постарайтесь выбросить из головы все сведения о цивилизации, которыми на основании жизненного опыта она набита. Какое-то время старая оболочка, оставшаяся от Фонда, сохранялась, и мы продолжали жить по законам прежнего соперничающего, монополистического общества, даже после того, как законы эти постепенно отмерли. Я хочу сказать, что мы продолжали жить в густо населенных городах и, не щадя сил, производили груды товаров моли на прокорм, без устали трудились, создавая никому не нужные вещи, просто потому что привыкли делать их на продажу. Какое-то время мы еще изготавливали по старой привычке всякую дребедень, выдаваемую за предметы первой необходимости, но, по общему признанию, совершенно никчемные. Сейчас я приведу довольно характерный пример, чтобы всем стало понятно, о чем речь. Во времена конкуренции и монополии пролетарии шили обувь для пролетариев и для пролетарских жен и дочерей, которая на вид ничем не отличалась от прекрасной обуви высшего качества. Труда на пару таких туфель уходило столько же, сколько на самую высококачественную, но это была всего лишь бутафория. Снашивались они за неделю, и, поскольку приходилось покупать новую пару чуть ли не к каждому воскресенью, их прозвали…
— Выходные туфли… — вскричал старый фермер. — Знаю. Мои девчонки покупают. Полтинник за пару и то дорого.
— Ну так вот, — сказал альтрурец. — Это была не обувь, а сплошное надувательство, и при новой системе, после того как это открылось, продолжать подлог стало невозможно. Началось расследование аферы с выходными туфлями, и выяснилось, что принцип, по которому они изготавливались, лежал в основе половины нашей промышленности, и половина труда, затрачиваемого нами, тратилась на подобные изделия. Была проведена грандиозная реформа. На весьма серьезном собрании политико-экономов всей страны мы торжественно заявили, что принцип «выходной туфельки» в будущем недопустим, а тех, что всю жизнь создавали дрянную обувь…
— Да, — сказал профессор, поднимаясь со своего места по соседству с нами, — я был бы рад узнать, что сталось с достойными и прилежными ремесленниками, которые потеряли работу в результате этого взрыва экономической добродетели?
— Охотно отвечу, — сказал альтрурец, — их засадили шить настоящую обувь, и, поскольку на то, чтобы сшить пару добротных туфель, которые прослужат год, требуется столько же времени, сколько на то, чтобы сшить пару дрянных, которые стопчутся за одну неделю, объем работы в обувной промышленности сразу же сильно сократился.
— Верно, — сказал профессор, — это понятно. — А что же сталось с сапожниками?
— Они присоединились к огромной армии других рабочих, прямо или косвенно причастных к производству всякой дряни. Все эти сапожники — а с ними и колодочники, петельщики, шнурочники и так далее — больше не изнуряли себя, стоя у станка. Одного часа хватало там, где прежде требовалось двенадцать, и у людей, управляющих машинами, высвободилось достаточно времени, чтобы заниматься приятной работой в поле, — никто больше не ломает там спину от зари до зари, а работает столько, сколько позволяет ему здоровье. У нас было много возможностей потрудиться — нужно было приводить в порядок и всячески украшать целый континент; нужно было изменить к лучшему климат; нужно было исправлять всю систему метеорологии. Ну и общественные работы давали занятие массам людей, освободившихся от разъедающей душу необходимости трудиться над изготовлением подделок под что-то. Я могу дать вам лишь очень приблизительное представление о размахе усовершенствований, предпринятых нами — осуществленных и осуществляемых. Упомяну лишь одно, но оно, думаю, будет хорошей иллюстрацией нашей деятельности. Из-за близости к полюсу юго-восточное побережье наше каждую зиму страдало от антарктических морозов, но первый же наш президент задумал отсечь от континента полуостров, не пропускавший экваториальное течение к нашим берегам. Работы начались еще при нем, хотя полностью этот кусок земли двадцать миль в ширину и девяносто три в длину был отделен только к концу первого нашего десятилетия. С тех пор климат всего юго-восточного побережья не уступает в мягкости странам Средиземноморья.
Но не только у создателей всякого рода подделок появилось время, чтобы заняться полезной и здоровой деятельностью; освободились для общественного полезного труда и люди, прежде трудившиеся над созданием уродливых, бессмысленных, ненужных вещиц. Ведь по количеству этих никчемных уродцев…
Тут я пропустил несколько слов, так как профессор нагнулся и прошептал мне на ухо:
— А вот это он у Уильяма Морриса позаимствовал. Поверьте моему слову — этот человек обманщик. И никакой он не альтрурец, а так, пустомеля какой-то.
Признаюсь, мое сердце и раньше предчувствовало беду, однако я жестом призвал профессора к тишине и снова сосредоточил на альтрурце — если это действительно был альтрурец — все свое внимание.
12
— Итак, — продолжал альтрурец, — когда раскрепощенный труд масс перестал растрачиваться на создание фальшивых ценностей и сосредоточился на свободном служении истинным, то, как естественное следствие, было отринуто все безобразное, бессмысленное и пошлое, и народное творчество взяло курс на красоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69