— Maman, довольно уж! Пора идти...
— Может быть, ты оставишь меня еще на минутку? — попросила та.
Санда протестующе помотала головой.
— С Симиной... — просила г-жа Моску.
— С ней тем более. — Санда сгладила свой отказ улыбкой и взяла мать под руку. За ними, избегая смотреть друг на друга, двинулись Егор и г-н Назарие. На веранде Егор закурил, сначала предложив портсигар профессору. Тот отказался, усмехнувшись, и тихо проговорил:
— Нет, дорогой маэстро, по-моему, это не то...
Тут к ним подошла Санда. Суровое педагогическое выражение улетучилось с ее лица. Санда снова была кокетливой и весьма снисходительной барышней.
— Мы готовы к трудам, господин художник? — проворковала она.
Профессор был рад случаю ретироваться в столь подходящий момент.
IV
В тот день после обеда Егор ничего не наработал. Он долго таскал этюдник по парку, примерялся к разным живописным уголкам, но в конце концов сложил свои орудия производства в корнях старого вяза и предложил Санде просто прогуляться.
— В такой денек грех работать, — сказал он в свое оправдание. Потом спросил, много ли она знает стихов про осень. Спросил, как на экзамене, и пришлось выслушать целый концерт. Он-то хотел поскорее сменить тон на интимный, может быть, перейти к признаниям, стихи — хорошая прелюдия к любви, особенно когда вокруг такая осень, настраивающая на возвышенный лад. А получился перебор. Время уходило. Надо было сдвинуться с места. И он решил обратиться к Санде на «ты»:
— Кстати, Санда, что ты думаешь о профессоре Назарие?
— Я думаю, он себе на уме, — сдержанно ответила Санда, как бы пропустив мимо ушей фамильярность обращения. — Вы заметили, как он часто меняется в лице? Не поймешь, какое оно у него на самом деле.
Егор засмеялся. Его действительно позабавил этот ответ. И, кроме того, они спустились с небес на землю — теперь уместны были и шутки, и флирт. В конце аллеи он обнял Санду за талию. Но она — наверное, чтобы позлить, — назвала его «господин художник».
Пора было идти к вечернему чаю. У крыльца вышагивала взад и вперед, поджидая их, Симина. Г-жа Моску читала на веранде французский роман. Г-н Назарие заранее предупредил, что будет только к ужину. Он ушел осматривать курганы.
Чаепитие прошло в молчании, только Санда с Егором изредка перебрасывались словом. Симина казалась чем-то озабоченной. Она первая встала из-за стола, прежде сложив салфетку и подобрав со скатерти крошки на тарелочку.
— Ты куда, Симина? — спросила Санда.
— К кормилице, — бросила девочка уже с порога, не оборачиваясь.
Проследив глазами, пока та не скрылась за деревьями, Санда строго обратилась к матери:
— Мне совсем не нравится эта дружба. Кормилица девочке только голову забивает...
— Да, да, я ей столько раз говорила... — оправдывалась г-жа Моску.
— Чем же она забивает ей голову? — поинтересовался Егор.
— Бог знает какими нелепыми сказками, — раздраженно ответила Санда.
— Но ей положено жить в окружении сказок, в девять-то лет, — заметил Егор. — Самое время для фольклора.
Санда поморщилась с досадой. Она многое могла бы возразить, но ограничилась одной фразой:
— Это довольно странный фольклор — кормилицыны сказки.
* * *
Насколько странен этот фольклор, Егор смог убедиться в тот же вечер. Он пошел на прогулку вокруг парка смотреть заход солнца. Прислонясь к акации на опушке, он наблюдал, как западает за край поля пылающий шар, «далеко и недалёко»... Присказка вспомнилась кстати. «Лучше, чем в том народном стишке, про закат в степи не скажешь. И как все на миг замирает, когда падает солнце, и как чудно потом одушевляется тишина... Комары только тут ни к чему!» — думал Егор, закуривая в целях самозащиты.
Но душистая прохлада, пахнущая пылью и травами, отнимала всякий вкус у сигареты. Он бросил ее на дорогу и, войдя в парк через боковую калитку, не спеша пошел к усадьбе. Слева тянулись домишки, хозяйственные постройки, огороды. Егор спрашивал себя, кто присматривает за всем этим, кто ведет дела, платит слугам, продает урожай. Муж г-жи Моску несколько лет как умер, золовка живет в другом конце страны, в своем имении. Может быть, все-таки управляющий, который был еще при муже?
В окнах зажигались лампы. «Там кухни и комнаты прислуги», — определил Егор, проходя мимо ряда белых, прилепившихся друг к другу мазанок с низкими заваленками. Сновали женщины, дети пугливо таращились на барина. По-деревенски пахло сеном, скотиной, молоком. «Ночь будет великолепная», — подумал Егор, запрокидывая голову к высокому прозрачному небу.
— А собак вы не боитесь?
Голосок Симины прозвучал так неожиданно, что Егор сбился с шага. «Как же она подкралась ко мне, что я не заметил?»
— А тебе не страшно одной тут расхаживать?
— Я была у кормилицы, — спокойно объяснила Симина.
— До сих пор?
— У кормилицы были дела, а я просто сидела...
— И слушала ее сказки, да?
Симина постно улыбнулась. Отцепила репейник с подола платьица, разгладила складочки, весьма искусно медля с ответом.
— Это вам Санда наговорила. Да, слушала. Кормилица рассказывает мне каждый день по сказке. Она их много знает...
— Сегодня была очень длинная сказка, если ты только сейчас идешь домой, — заметил Егор.
Симина снова улыбнулась с той же поддельной кротостью. Встретясь с ней глазами, Егор испытал неприятное чувство, что его заманивают в ловушку, что тут работает ум хитрый и острый, никак не детский.
— Сказка была короткая, — ответила Симина. — Но кормилица выдавала жалованье людям, потому что это она у нас всегда выдает жалованье...
Последние слова она проговорила особенно четко, с расстановкой, как будто знала, о чем он думал по дороге к усадьбе, и решила между делом прояснить его недоумения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46