* * *
Когда американцы давали мне инструкции, я был не в том состоянии, чтобы обсуждать их. Они выбрали для встречи уголок бульвара между площадями Бастилии и Республики, в десять вечера. Их машина уже на месте, наша подъезжает. Бомон нервничает, обливается потом; я предвидел это и потому сам сел за руль. По пути сюда я пытался отвлечь его, разговорить, успокоить, а заодно успокоиться сам и хотя бы приглушить мерзкое чувство отвращения, которое не отпускает меня с самого утра.
— Сегодня я видел, как умирал человек.
Он меня не слышит. Выкатив глаза, он ищет взглядом своих детей на заднем сиденье встречных машин. Сейчас он увидит их — в первый раз. Эта мысль сводит его с ума. Я пытаюсь представить себе слова, которые он скажет, всего несколько коротких фраз, не больше, — ведь те не дадут ему произносить речи. «Плоть от плоти моей, сын мой, дочь моя, я не тот, каким вы меня представляли, я гораздо хуже, но я люблю вас, люблю до безумия, хотя жизнь сделала из вас полумертвецов, а из меня последнюю сволочь».
— Эй, Бомон, очнитесь! Видите вон того парня с волнистой шевелюрой и физиономией грустного клоуна? А рядом девицу с распухшим от слез лицом — даже заподозрить трудно, какая она красивая. Вот они, ваши детишки.
Но он ничего не слышит, только бестолково машет руками; его лицо перекосил нервный тик, рот оскален в бессмысленной усмешке. Наверное, и я выглядел не лучше в то знаменательное утро, когда валялся в ногах у Бертрана, умоляя отпустить меня на волю.
Стюарт знаком велит мне парковаться на другой стороне улицы.
— Ну, теперь ваша очередь, Бомон. Они не выпустят ваших детей из машины, уговор такой: вы подсядете к ним, на заднее сиденье, и только тогда им разрешат выйти. И кончено дело. Сымпровизируйте что-нибудь, попробуйте обнять их, сказать пару слов — ведь это ваша первая и последняя встреча.
Он дрожит. Он не видит и не слышит меня, он словно во сне и рвется наружу; я удерживаю его за рукав. Он решил сдаться, сдаться безоговорочно, раз и навсегда. В надежде обнять тех, кого наконец встретил.
И лишь в тот миг, когда он вышел из машины, я вдруг вспомнил, что мы упустили одну мелочь, сущий пустяк.
— Бомон, вы забыли свое обещание! Вы не уйдете, пока не скажете мне, где Бертран. Точный адрес… Он смотрит на меня как безумный, как пьяный, он вырывает руку, но я не отпускаю его, он готов убить меня, ведь я задерживаю его встречу с прошлым, которое ждет его там, в машине, и с будущим, которое ему уготовили и которое продлится не более минуты. Или всего несколько секунд. А я для него уже нуль, ничто, надоедливый паразит.
Но я его так просто не отпущу, я вцепился ему в рукав, тоже вне себя от бешенства.
— Скажи мне, где ты его спрятал, дерьмо собачье! У нас же был уговор! Из-за этого погиб Этьен, сволочь ты последняя…
Он рванулся так, что я вскрикнул, выдернул руку и бросился через улицу, прямо между машинами, которые заглушили гудками мои крики. Господи боже!..
Я выскочил следом за ним: нет, так не пойдет, я слишком дорого заплатил, я выбью из него этот адрес, мерзавец, какой мерзавец!.. Автомобильный поток преграждает мне путь, да вы что, спятили все, дайте пройти, я ничего больше не боюсь, и уж тем более вас, я заплатил сполна, я постарел, а вы хотите раздавить меня как никчемного паразита, я больше не паразит!.. Гляжу поверх несущихся машин: Бомон о чем-то говорит с теми, внутри, но никто не выходит, тогда он наклоняется и протягивает в окошко свою рукопись, я различаю морду Стюарта, но мне плевать, меня тошнит от этого спектакля, кровь бросается в голову, в глазах красный туман, я выкрикиваю имя Бертрана, передо мной тормозит машина, шофер осыпает меня проклятиями. Я перебегаю улицу. Стюарт уже включил мотор, старик сидит сзади, я вцепляюсь в ручку запертой дверцы; сейчас вся эта подлая банда уйдет у меня из-под носа, а я останусь тут, ну нет, не выйдет, я преграждаю им путь и, истошно вопя, колочу по бамперу. Рикки высовывается из машины.
— Get out you fucker! I'm gonna kill younote 43!
— Адрес! Ради бога, адрес!
Я выкрикиваю эти слова, готовый вдребезги разнести их машину, на бульваре никого — один только я со своей яростью. Стюарт медленно трогается; еще миг, и я окажусь под колесами, раздается рев мотора, я бросаюсь на капот, приникнув лицом и руками к лобовому стеклу, и вижу то, что делается внутри; на меня обращены изумленные, вытаращенные глаза всех, кроме Бомона, который пожирает взглядом своих детей.
— Адрес, говори адрес, гад! Где он?
Я поперхнулся, увидев, что Рикки достает пистолет. Вьолен забилась в истерике, и Стюарт успокоил ее ударом кулака. Я застыл на миг, не в силах оторвать руки от капота.
Рикки помедлил, не решаясь стрелять сквозь лобовое стекло, опустил боковое стекло и прицелился в меня.
— As you like, Tonynote 44…
Я собрался было скатиться вниз, но тут я увидел… Руку Джордана.
Рука схватила Рикки за волосы и резко рванула назад. Стюарт выхватил пистолет, но было поздно: в то же мгновение Джордан ощерился, как дикий зверь, и вонзил зубы в горло Рикки, тот выронил оружие на тротуар.
Я дико вскрикнул, упершись лбом в стекло и с ужасом глядя внутрь.
Вьолен, сидевшая позади Стюарта, не дала ему времени прицелиться в Джордана; она вцепилась ему ногтями в глаза, и Стюарт вслепую разрядил пистолет назад. Из горла Вьолен брызнул фонтан крови, Джордан поднял голову; в его окровавленных зубах торчали клочья мяса.
Бомон с воплем ужаса обхватил ладонями лицо дочери. Джордан не успел поймать угасший взгляд сестры: Стюарт начал колотить его по голове рукояткой пистолета, все сильнее и сильнее, пока не разбил череп. Волосы Джордана обагрились кровью, он рухнул лицом вниз между передними сиденьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64