Сидя в одиночестве за столиком в кафе неподалеку от Сент-Женевьев, Николя пристально разглядывал рюмку «Выборовой», Уже темнело, вечер был теплым, усталость, накопившаяся за день, улетучилась. Ему не хотелось идти домой, и он желал только остановить мгновение, почувствовать его в руках, до того как оно исчезнет навсегда. Всполох безмятежности, секунды, украденные у самого себя. Выпив глоток, он благословил всех, благодаря кому этот нектар пролился ему в рот. Конечно, без божественного вмешательства тут не обошлось: создав человека, Он создал пьянство. Или человек создал его сам, что еще больше забавляло Николя. Однажды кто-то дистиллировал пшеничные зерна в перегонном аппарате, и остальные люди впали в транс. Николя не забыл ни водителя грузовика, который доехал от Варшавы до этой улочки в пятом округе Парижа, ни официанта, который заблаговременно поставил эту бутылку в холодильник, чтобы она была еще лучше. Третья рюмка принесла ему чувство настоящего спокойствия. В «Немро» он ощутил лишь его слабое предвестие. Он пил эту рюмку удивительно медленно и сосредоточенно. Этим вечером у него было все время мира. И пусть бы этот мир провалился в тартарары, Николя это больше не пугало.
Спокойствие.
Еще вчера это слово было для него под запретом. Он едва осмеливался произнести его, из страха прогневить своих демонов. Спокойствие античных философов, спокойствие до сильного удара, спокойствие, которое смакуют с закрытыми глазами. Почему жизнь не такая все время? Если единственный ответ стоил того, Николя желал его знать.
Вдруг он вспомнил то, что произошло накануне. Как там звали этого чудака? Брен? Блен? С огромной бородищей и глазами хорька. Сегодня утром он небось тоже проснулся с тяжелым похмельем, стыдясь глупостей, произнесенных вчера вечером. Хороши же они были оба, если им пришло в голову такое безумное пари. В таком состоянии они могли бы попытаться влезть на Триумфальную арку или петь серенады под окнами бывшей подружки, недавно вышедшей замуж. Вместо этого они размечтались о том, как стать кем-то другим.
Что произойдет за эти три долгих года?
Несмотря на всю нелепость этого пари, Николя не мог делать вид, будто его вообще не было. Надо бы все отменить, пока не стало слишком поздно.
— Он заходил час назад.
— Играл в теннис?
— Да нет. Мне это все показалось очень странным.
Отвечая на вопросы Николя, смотритель спортклуба поливал и утрамбовывал корт, утоптанный четверкой игроков, которые обсуждали свой матч у автомата с напитками. Наконец-то стемнело, подул освежающий ветерок, пара быстренько закончила сет, пока еще виден был мяч. А Блен исчез.
— Что вам показалось странным?
— Он попросил меня закрыть его абонемент в клубе.
— В каком смысле?
— Он произнес слово «закрыть». Он ведь только что записался. Обычно люди просто больше не появляются, и все. А он настаивал, чтобы я отдал ему формуляр.
— И вы закрыли его абонемент?
— Я сделал это впервые в жизни, мне даже пришлось позвонить управляющему.
— Наверняка у вас остались его телефон или адрес в компьютере?
— У нас не было времени вбить его данные в компьютер, но даже если бы они у меня были, я бы их вам не сообщил.
Николя извинился и попросил предупредить Тьери Блена, если вдруг он снова объявится. Гредзински знал, что это бессмысленно. Блен не появится.
Возвращаясь в центр, он попросил таксиста высадить его на улице Фонтен. Гредзински любил водку меньше двадцати четырех часов, но она была ему уже так близка, что необходимо было остаться с ней наедине, чтобы осознать это исчезновение. Он задумался, куда бы пойти, и направился в «Линн», классический бар, где все обтянуто красной и черной кожей, официанты в белых ливреях, а деревянная стойка еще величественней той, из вчерашнего бара.
Говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Николя не хотел даже задумываться о том, угадал ли он безумную идею Блена или тот угадал его. Одно можно сказать определенно: Блен всерьез воспринял каждое произнесенное вчера слово, как будто эта идея давно его занимала и словно встреча с Николя позволила ему наконец оформить свою мысль.
Он заказал рюмку водки и выпил залпом. С высоты своего спокойствия он поплыл в эйфорию. Николя высоко поднял рюмку, обращаясь к Блену, как к умершему другу: «Дорогой Блен, скорее всего мы никогда больше не встретимся, но где бы вы ни были, если вы слышите меня, то поймите, что вчерашние пьяные бредни должны испариться с рассветом. Никто не становится кем-то другим. Не принимайте этого всерьез, вы можете заблудиться в дебрях, из которых нет возврата. Поверить в это пари, попытаться его выиграть — безумие, которое несомненно приведет к странным, необратимым последствиям. Даже думать об этом — уже чересчур. Нельзя будить своих демонов, а тем более ставить их в дурацкое положение, пытаясь найти им замену. Они не дремлют, и наши души для них — теплое местечко, они бдят. И у нас хватит наглости указать им на дверь? Они никогда нам этого не простят. Мы ничего не можем изменить в положении вещей, все записано, выведено, выцарапано, и этого не сотрешь. Мой мозг не терпит исправлений, это не страница, которую можно переписывать каждое утро. Мое сердце больше не будет биться как мое сердце, оно не будет искать нового ритма, оно уже давно нашло свою мелодию. Зачем же ее менять, когда на ее создание ушли годы?»
Внезапно ему захотелось курить, и он попросил у официанта пачку сигарет.
— Мы не продаем сигареты.
— А вы не дадите мне закурить?
— Я бросил.
— Я тоже, но…
— Пойду спрошу.
Николя заметил синюю пачку «Данхилла» у женщины, сидящей рядом с ним за стойкой бара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80