Как в армии. Под землю, под воду, в огонь. Романтизм гор. Синее, нежное. Где начало, где конец? Теоретическая риторика. Практика с Фаустом, малиновой книжкой. Цветущее дерево. Долг перед Альпами, эдельвейсами, железными дорогами, полями Франции, перелетом по воздуху как по волнам, ковёр-самолет. Там где был дух в бутылке цветок. Афористичность бутылок грустна. Они как птицы-метафоры. Воображение бутылки пустой из романса. Моя бутылка выброшена на помойку. Купленная в аэропорту, выпитая, выброшена. Воскрешенная в третий день по п. А цветок? Мистический цветок духа.
Аутотренинг, аутизм, аура. Случай и верность, точность. Сны. Умалчивание о главном, стремление к этой башне молчания. Исихазм. А пока не получается, пишется кустом. Горящее, говорящее. Воздух, падение для тренировок, полет. Ныряние в струи. В воздушных потоках. Создание тканей из шелка, из воздуха, воды. Девушки и пение. Ловкость их пальцев, ступней ног. Игра в бисер. Анимизм, тотемы, третье лицо как в индейской грамматике. Гнездо кукушки. Путь в Удельную, версия письма, дорога. Где тот бывший суворовец. Тот летний. Маленькая гейша, лестницы, закат над крышами.
Продолжение другими средствами. Имя, губы, волосы. Голое тело как правда. Предпосылка к истине, одна из ступеней. Точнее. Чистота и нежность. За ней может быть грубость, или раздражительность, от голода, нелюбви. Цветы угасли, погребены под снегом. Китайский траур зимы. Слезы императора. Сухие ветки, камыши городских пустырей. Немыслимая неизъяснимая красота в воображении того, что может быть в созерцании оставленного. Слезы из ваших глаз, ваше величество, пение соловья. Драгоценность камней, самоцветов. Магия слез. Отказ от мнимых богатств. Теория и практика. Опять о цветущем дереве весной, не нашей, дальней. Но все же нашей. Цветущее для всех. Трепет притворный и настоящий. Свое-чужое, один шаг, нейтральная полоса. Выход с француженкой Мирей на св. воздух после душного и наполненного дыханием людей как шар перед полетом. Воля случая, роза ветров. Падение в снег. Наивное, цветочки ожидания. Его мятеж после долгого терпения, дух устал бороться, нет, томиться без борьбы. Душный театр. Болтаться без воздуха. А он мятежный хочет. Теория и практика желаний. Множественное и единственное число. Уровень ожидания. Расчеты, то что клубится внутри тебя как в огромном кино. Шар, готовый для жилья. Впусти кого-нибудь как самого себя. Вчерашнее кино, музыка к нему Олега Каравайчука. Поздновато её привели? Нет, как всегда в самое время.
* * *
Как в Дублине можно встретить Лебуркина, учителя русского языка и литературы, или Колю-куколку, Колю с Миллионной. Коля меня встретил у кафе на Конюшенной, у входа, где я замечтался, глядя кому-то вслед. Он спросил меня, почему не захожу, где пропадаю. Я ответил, что был в Финляндии. Этого оправдания было достаточно. Он сказал, что идет за порошком, что у него живет сейчас мальчик. Красивый, но больной. (Как раньше девушки, молодые, чахоточные с румянцем). У него сифилис. Я сказал, что зайду посмотреть. Минут через тридцать-сорок договорились встретиться у Коли на Миллионной. Пока зайду в мое кафе рядом с аркой, проходной двор на Мойку. Кафе что таверна в порту. Бандиты, бомжи, порядочно одетые дамы, влюбленные. Уютное кафе. Нет, впрочем, ни бандитов, ни бомжей, ни дам, а народ литературы, а точнее русского киноромана, в поиске консенсуса. Продолжение тотального эксперимента, письмо и съемка. Шел я после лекции французского профессора, в нежный час сумерек. У Коли на Миллионной был еще Ваня-шофер, родом из прибалтийской или какой-то там дальней деревни, которому пообещали место шофера при строительной части, там и комнату. Будет возить солдат в баню. Проснулся румяный черноволосый эфеб с телом гимнаста, в колиной рубашке. Манон Леско была юна и больна. Он работает в голубой Устрице, кафе-голубятне, гардеробщиком. Его там все хватают, сказал Коля. Родом из Выборга. В коридоре Коля показал направление в кожную больницу на Восстания. Диагноз по-латински: луис. Коля переводит на русский. Ваня что-то комментирует. Андрюша просыпается. Подают чай, едят кашу. Угощают меня, я вежливо отказываюсь, сыт, только что из кафе, не хочу смешивать чай-кофе, еду домой. Книги на столе. Воспоминания Щепкиной-Куперник. Марлен Дитрих. Ю.Мисима. Confession d\'un masque. Книга на немецком непонятно о чем. Голос Шульженко о Гаване, голубке. Андрюша говорит, что не отдается. Коля его хочет. А. не согласен. Он похож на итальянского парня из кино. Юный гардеробщик. Яма Куприна. Армия любви. Слова профессора о судьбе, которая не судьба.
Судьба юного гардеробщика, старомодная болезнь, американская (испанская), французская. Судьба или путешествие болезни как плода, картофеля на корабле. Картофельные бунты. Родина болезни. История. Знакомства с новыми русскими, он их в иномарках. Эвфемизм. Открытый текст. Легенда о детдоме. Номер четырнадцать. (Неверие и оставление надежд. Стихи Верлена о надежде. Читал вчера, когда вернулся с Миллионной). Шел по Марсову полю, по аллее в сторону Гостинки. Ночь и свобода: французский лозунг. Чего-то не хватает, может быть братства. Б.-равенства. Всюду шаманизм. В тех или других формах. Особенно в других. Обучение полетам в любую погоду, железные предметы, свечи, танцы, мех, кожа, св. болезнь с припадками в разной стадии. Лечение болезнью.
Провалы в черноту, полеты над бездной, огни. Гардероб в Устрице, подавание одежд, обещание быть увезенным в Москву, знакомство с известным режиссером. Жалобы, дикие песни, Россия, Санкт-Петербург, гардероб. Бессознательное, сны офицера-переводчика. Страшный мир. Девушка из сумасшедшего дома, медсестра Серафима, дочь арапа и русской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70