Любят свою страну. Что-то показалось мне в этой любви даже примитивным. В этом отношении у нас опять-таки веселее. Наш сходит на демонстрацию за отгул, пронесет флаг через всю Красную площадь, наорется «ура!», а вечером на кухне напьется за то, чтобы все это сгорело синим пламенем.
У американцев жизнь протекает бесконфликтно, как в советской драматургии, где хорошее борется с еще более хорошим; они сами с «чувством глубокого удовлетворения» вывешивают перед своими домами флаги. Сами, а не из-под палки, ходят на демонстрации. И сами на кухне втихаря от жены вечером с друзьями выпивают за Родину. Невозможно себе представить нашего мужика, который вдруг, заведя своего кореша на кухню, скажет:
– Давай, пока ее нет, за Родину, а? * * *
И мы, и американцы служим одновременно и Богу, и дьяволу. Богу служим одинаково – верой и правдой. Дьяволу – по-разному. Причем настолько по-разному, как будто у нас разные дьяволы. Их дьявол завладел людьми через доллар. Поэтому у них и воплотился в жизнь лозунг «Все во имя человека!», так как человек платит за то, что во имя него. Их дьявол дьявольски богат и так же красив, его лицо лоснится рекламным счастьем... У нас даже дьявол какой-то убогий! Разбросал по всей стране свои значки, бюсты, плакаты, лозунги, стенгазеты, ордена, почетные грамоты... Впечатление, что к нам на стажировку прислали из преисподней какого-то дьявола-троечника!
Впрочем, может быть, это не так плохо. С троечником справиться легче, чем с таким талантищем, как их долларовый дьявол! * * *
Западные правила хорошего тона – основа нашего позора за границей. Никогда не позорился я так, как там…
Закусочная в аэропорту. С Василием Семеновичем Лановым мы, собираясь перекусить, взяли блюда со стендов.
– Смотрите, Василий Семенович, блюдо даже целлофаном задернуто. Это, наверное, чтобы мухи не засиживали.
– Наверно! – гордо говорит Лановой и первым идет к кассе. Потрясенная кассирша собирает всех служащих посмотреть на двух «мамонтов».
– Это, чтобы смотреть! – объясняет она нам жестами, – Смотреть! Смотреть!
Она широко раскрывает глаза, показывая нам, что надо делать с тем, что мы взяли. Да, долго на стенде стоял муляж омлета. Пока русские с голодухи не решили его попробовать. * * *
В морском ресторане я решил отведать омаров. А то все читаем про них. Дай, думаю, попробую, пока перестройка не закончилась. Сел за стол, настроился. Сейчас подойдет официант, закажу ему омаров с таким видом, будто это моя любимая еда. Подходит официант.
– Омаров! – говорю я развязно.
– Хорошо, а еще что? – спрашивает официант. К этому вопросу я готов не был.
– И компот! – говорю я первое, что приходит на ум. По выражению его лица я понимаю, что я первый посетитель в его жизни, который заказал компот после омаров.
– И компот? – сильно удивлен официант.
– Да, и компот! – еще развязнее говорю я, как будто это просто у меня такое хобби – каждый день после омаров пить компот.
Я проклял тот момент, когда решил заказать омаров, после того, как официант принес мне этого омара со щипцами. Оказывается, ломать омара надо специальными щипцами. Я забрызгал полресторана. От меня отсаживались люди. И тут он мне приносит нечто вроде пиалы. Там какой-то похожий на персик фрукт, маслина и лимонная долька. «Что-то жиденький компотик, – подумал я. – Как русским, так разведенный!» Однако не стал поднимать скандала и выпил все до дна.
Умирая, наверное, я буду вспоминать глаза тех, кто был в этот момент в ресторане. Я выпил жидкость для мытья рук после омаров. Да и как мне могло прийти в голову, что это жидкость для мытья рук после омаров, если в ней плавал фрукт, похожий на персик?! * * *
Я долго думал: что в Америке хуже, чем у нас? Сразу оговорюсь: не так же плохо, а именно хуже. И нашел! У американцев хуже чувство юмора. Их юмор одноклеточный. Посмотрите американские комедии. Человек упал в лужу, брызги полетели в старушку. У той упало пенсне и наделось на нос ее собачке... Над подобным эпизодом будет ухохатываться вся американская семья вместе с собачкой.
Их юмор, за небольшим исключением, лишен второго плана, иронии... Страна развивалась в условиях бесцензурной демократии, и это испортило литературный вкус большинства американцев. Им чужд эзоповский язык, а также изысканные «фиги в кармане». Их радует нормальная здоровая фига…
Английский и французский юмор «недотягивают» до американского понимания шуток. Немецкий перетягивает. Когда же они слышат советский юмор, они вообще не понимают, что это юмор...
Однажды во время гастролей в России в одном северном городе мне дали в гостинице номер, в котором дверь в ванную запиралась только снаружи. Когда я рассказываю об этом со сцены у нас, зрители смеются. Американцы даже не улыбаются. Некоторые ахают и сочувственно качают головами. Для них это не шутка – шпингалет с другой стороны, – а горе, беда! Профессор русского языка из Сан-Франциско после того, как я рассказал ему об этом шпингалете, долго смотрел на меня, потом очень серьезно спросил:
– А почему шпингалет с другой стороны? Я не понимаю. Если это анекдот, то объясни, в чем смысл!
Что я должен был ему объяснить? Мне надо было начинать объяснения с 1917 года, почему у нас шпингалет с другой стороны.
Также невозможно объяснить американцам, в чем юмор, если пробка в ванной в два раза меньше, чем отверстие. Или если ситечко в ванной слетает с душа, который ты принимаешь, и бьет по голове. Для них это все не шутки, а неприятности.
Поэтому шутить с американцами оказалось нелегким делом.
С первых же дней их улыбчивость настроила меня на веселый лад. И мне показалось, что они ценят мое искрометное остроумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96