.. он неожиданно вспомнил, что может спокойно повернуться
лицом к стене и вздремнуть еще несколько минут - тех самых лучших минут,
когда можно, стиснув веки, закрепить в памяти эпизоды виденного сна...
Филип вот уже несколько дней был в отпуске. Правда, проводил он его
здесь, в Арголанде, потому что выезд куда-либо превышал его финансовые
возможности, но и так было приятно: спи, сколько влезет, потом весь день
мотайся по агломерации, посещая районы, в которых не бывал годами, гуляй в
полдень вдоль берега озера Тибиган и с некоторой завистью поглядывай на
тех, кто нанимает прекрасные парусники и моторки, чтобы плавать в обществе
загоревших девушек.
Сознание, что сегодня его не ждет встреча с шефом, позволило Филипу
вновь спокойно углубиться в полусонные мечтания. Неприятные физические
ощущения отступили, мышцы желудка ослабли, и только легкое давление в
висках нарушало приятность минуты.
Что могла означать эта легкая головная боль? - Филип пытался было
припомнить события вчерашнего вечера, но сон охватил его вновь, заполняя
пробел в памяти фантастическими картинами.
Кажется, было какое-то пиво. Много пива, - пронеслось у него в
голове, прежде чем он полностью погрузился в дрему.
Около девяти он проснулся окончательно, перескочив из сна в явь так
же резко, как погруженный в воду мячик выскакивает на поверхность. Он еще
пытался силой воли удержаться за краешек сновидения, но сон выдавливал его
из себя решительно и бесповоротно.
Очнулся он со странным чувством разочарования и обиды: не удалось
досмотреть до конца прекрасную историю, которую он переживал необычайно
реалистично, будучи ее главным героем.
"Всегда так! - подумал он, лежа с закрытыми глазами. - Сон уходит на
самом интересном месте, а человек хоть и знает, что это только сон,
безуспешно пытается продлить его хотя бы на минутку... и это никогда не
удается. А потом, даже если и заснешь, то видишь уже нечто совершенно
другое".
Сон был действительно прекрасен. Филип воспроизводил его сейчас,
упиваясь содержанием так, что даже перестал чувствовать все еще не
отступившую головную боль.
Вдруг он открыл глаза и осознанно оглядел комнату. Одежда была
чрезвычайно аккуратно уложена на стуле, туфли стояли ровненько... Да,
видно, пива было предостаточно. Оно-то и вызывало у Филипа такой приступ
педантизма. Привычка студенческих лет, когда отец укорял его за пивные
посиделки с дружками и поздние возвращения домой. Ровненько уложенная
одежда должна была свидетельствовать о том, что Филин абсолютно трезв...
Теперь отец уже не обращал внимания на эти, впрочем, довольно редкие,
поздние возвращения сына из бара, но рефлекс остался, тем более сильный,
чем больше кружек опорожнял Филин.
"Но ведь это было в действительности! - Филип приподнялся на локте и,
потирая лоб рукой, пытался отделить истину от сонных видений. - Тот
человек, тот автомат..."
Мгновенно он вспомнил все. Какой же чудесной была явь, повторившаяся
во сне.
Вчера... Вчера... Да. Он, стало быть, возвращался домой после целого
дня, проведенного на пляже, где украдкой из-под прикрытых век рассматривал
стройные фигурки проходивших мимо девушек. Начались институтские каникулы,
пляж был полон студенток - радостных, расслабленных после напряженной
летней сессии, подставляющих солнцу и ветру все, что можно было открыть...
Филип, прикрывая сорочкой свои белые, веснушчатые плечи, подернутые
розоватым загаром, мечтал о том, чтобы быть одним из тех высоких смуглых,
темноволосых парней, которые бороздили своими яхтами озеро. Либо хотя бы
иметь возможность нанимать лодки, по крайней мере раз в два-три дня на
час, два...
Он знал, что это совершенно нереально - при его заработках, на его
скромной должности... В воображении он то разрабатывал способы получения
более высокой должности, а стало быть, и доходов, то выдумывал различного
рода чрезвычайные события, приносящие ему неожиданные блага... но при этом
отлично знал, что ничего подобного случиться не может. Во-первых, потому,
что еще никто не добивался успеха, валяясь на пляже и придумывая самые что
ни на есть нереальные варианты своего будущего... а во-вторых, - он
прекрасно понимал это, - ему, как правило, недоставало храбрости, чтобы
осуществить хотя бы самый малый из своих замыслов.
Филип боялся всего - даже того, что приносила обыденщина. В этом, как
ни говори, безопасном мире он боялся громко говорить, чтобы никто случайно
не услышал его голоса, выделяющегося над средним уровнем шума толпы. Он
боялся шефа, и это было причиной утренних тошнот, когда ему приходилось
мысленно составлять убедительную историю, объясняющую причину небольшого
опоздания на работу, историю, совершенно не похожую на все придуманные
раньше...
Филип частенько ненавидел себя за свою трусость. Он не раз давал себе
слово когда-нибудь бесстрашно признаться, что попросту проспал... но
продолжал трусить...
Там, на пляже, он тоже постоянно ощущал недостаток отваги. Он не смог
бы присоединиться к студентам, играющим в мяч, заговорить с какой-либо из
девушек... Он чувствовал себя маленьким, слабым, недостойным чьего-либо
внимания...
"Вот если б заиметь единицу! Ну, пусть хотя бы двойку!" - думал он, в
мечтах видя себя за рулем моторки, с Ключом, небрежно висящим на ленточке,
пристегнутой к плавкам, чтобы все могли видеть, с кем имеют дело...
Он верил, что даже двойка создает впечатление, которого он со своей
тройкой был не в состоянии произвести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12