Ощутила аромат плодородной земли, острый запашок прелых листьев, запах ила, дыма от костра и…
Лайон! Черт побери, опять! Как ни старалась она стереть его из памяти и со страниц очерка, избавиться от его образа было невозможно. Он как живой стоял перед глазами. Лайон. Сердце и душа этого угрюмого, загадочного мира.
Без него все бессмысленно.
Жасмин не оставляла надежда, что он позвонит. Хотя бы сказать, что жив и здоров. Не может же он не помнить, как она сходила с ума от страха! Как, интересно, забыть этого негодяя, если даже не знать, жив ли он?
Да нет, знает, конечно. Если бы его убили или серьезно ранили, Жасмин бы почувствовала. Не зря же она наполовину ирландка. Как известно, все ирландцы чуть-чуть ясновидящие.
Однако, не полагаясь на ясновидение, Жасмин целые дни проводила в библиотеке, просматривая газеты восточных штатов в поисках каких-нибудь вестей.
На глаза ей попалось несколько заметок о другом Лоулиссе — родственнике или однофамильце. Возможно, том самом бизнесмене из Нью-Йорка, о котором рассказывал мистер Уэбстер.
Из газет Жасмин узнала, что этот Х.Л.Лоулисс ворочает миллионами. В последнее время в деловых кругах Нью-Йорка разнеслись слухи, что он собирается вложить все деньги в какое-то новое предприятие, куда именно — никто не знает… Дальше Жасмин читать не стала. Это явно не про Лайона. У него шансов стать миллионером не больше, чем у нее — сыграть главную роль в блок-бастере и получить «Оскара».
Жасмин быстро перепечатывала очерк и уже заканчивала, когда послышался звонок в дверь.
— Этого еще не хватало! Син, умоляю, только не сейчас! — простонала она, заправляя в машинку чистый лист.
Вчера Син звонила три раза, а сегодня с утра уже дважды. Ей не терпелось заглянуть к Жасмин и рассказать о медовом месяце, который, судя по всему, прошел не слишком удачно.
Их с Син дружба вынесла тяжелый удар, но, поразмыслив. Жасмин поняла: Эрик не стоит того, чтобы терять подругу. Они с Син дружат много лет — с самого приезда в Лос-Анджелес. Подруги многое пережили вместе. Пусть они разные, как небо и земля, пусть не всегда понимают друг друга — все же общего у них больше, чем различий. Одни и те же надежды, мечты. Одни и те же разочарования.
И Эрик.
Можно было, конечно, отключить телефон, но ведь оставался один шанс из миллиона, что позвонит Лайон…
Тяжело вздохнув, Жасмин провела рукой по волосам и потянулась. Слишком долго она просидела на жестком стуле с неудобной спинкой. Пожалуй, стоит подложить подушку, сделать себе бутерброд с арахисовым маслом и заняться гимнастикой, попутно выслушивая жалобы Син на дорогого муженька.
— Привет! — поздоровалась она, распахивая дверь. — Ты уже обедала? Я как раз собираюсь съесть бутерброд с арахисовым маслом, хочешь?..
Лайон.
Жасмин застыла на пороге, беспомощно хлопая глазами и открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на песок. Она отчаянно пыталась придумать какую-нибудь умную — или хотя бы не слишком глупую — приветственную реплику, но, как назло, ничего не шло на ум.
— Может быть, пригласишь меня войти?
— Я… ах да… заходи, пожалуйста.
Она отступила от двери, не сводя глаз с чисто выбритого, хорошо одетого человека, стоящего перед ней.
Он подстригся. И в волосах блестели седые нити, которых Жасмин не помнила. На нем были тщательно отглаженные брюки цвета хаки, черная тенниска и твидовый пиджак от Харриса, отлично сидящий на широкоплечей мускулистой фигуре.
Жасмин скользнула взглядом по его талии, и Лайон шутливо поднял руки вверх.
— Я не вооружен.
— Я не… Лайон, как ты здесь оказался?
— У нас с тобой осталось незаконченное дело, помнишь? Я приехал, чтобы расставить все по своим местам.
Боже правый, только-только она начала о нем забывать… Нет, «забывать» — слишком сильно сказано. Только-только его образ начал бледнеть и отодвигаться в дальний угол сознания, где, словно тюки на складе, хранятся любимые детские сказки и старые фильмы со счастливым концом…
— Если бы я знала, что ты в городе, то…
— То что? Сбежала бы? Не открыла мне дверь? Отключила телефон?
— Прекрати! — Неосознанным защитным жестом она скрестила руки на груди. — Да, может быть. Или поставила бы автоответчик.
Она пыталась угадать его намерения — по выражению лица, может быть, по торопливости или неуверенности в движениях. Но двигался он легко и уверенно, как всегда. А на лице читалась смесь тревоги и надежды.
Если кому-то здесь и есть на что надеяться, то только ей. И что означает тревога? Что его беспокоит?
Лайон вошел, окидывая комнату цепким взглядом и по привычке сортируя информацию. Сердце его сжалось от предчувствия новой ошибки. Здесь ему делать нечего. Квартирка у Жасмин очень скромная, но пол покрыт ковром, на стенах висят картины, на подоконнике зеленеют цветы. Это не просто квартира — это дом. Ее дом.
Она была в белых лосинах и футболке в цветочек, босиком. Никаких украшений, за ухо заткнут карандаш. Сперва ему показалось, что Жасмин нарумянена: красные пятна у нее на щеках полыхают, словно те чудные деревья, что он видел по дороге из аэропорта, — безлистые, покрытые ярко-алыми цветами.
— Ты выглядишь совсем… по-другому.
— Ты тоже.
Она не села и не пригласила его присаживаться. Так они и стояли, опасливо глядя друг на друга, словно два сторожевых пса, встретившихся на нейтральной территории.
— Я как раз собиралась сделать себе бутерброд с арахисовым маслом. Хочешь?
— Как, ты разлюбила чили? У Жасмин отчаянно защипало глаза. Это конец. Еще полминуты — и она разревется как маленькая. Со всей силы она толкнула его в грудь.
— Эй, ты что делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38