— Нет. Не боюсь...
— Подожди-ка! Я еще и не спросил тебя, чего ты не боишься-то?! Не сформулировал! — удивился Митрохин. — Кто тебе мешает? Формулируй на здоровье!
— В программе государства нынче как? Сделать послабление частной, а также и кооперативной собственности, сделать из них подмогу, после же, когда подмоги этой будет уже достаточно, прижать их к ногтю, взять всю собственность в свои руки, а Барышникова пустить под откос! За ненадобностью. За окончательной! Такая плановость.
Барышников изменился вдруг в лице, еще потемнел и снова стал заикаться:
— Д-д-дур-рной ты, Митр-рохин! Что оно, госуд-д-дар-ство-то, само себе вр-р-редности з-з-захочет, д-да?
— Не вредности, а пользы: когда ты начнешь государство хотя бы в чем забивать, хотя бы в масляной торговле, оно не потерпит. Оно желает любое дело от начала до конца держать в своих руках бесповоротно!
— Каждое желание имеет предел, хотя бы и государственное! Предел этот ставит экономическая выгода. И п-практика жизни, к-которая спросит: лучше ли, х-хуже ли б-будет народная жизнь, к-когда убрать из ее Барышникова? К-к-когда он и есть н-народный деятель! И к-кому это, к-какому обществу, я спрашиваю, нисколь н-не нужны м-мои мозги! И тр-руды? И р-руки и ноги? Или, м-может быть, не нужен н-никому тот благо-состоя-тель-ный г-гражданин, котор-рого из бедняцкого слоя к-кажный г-год доставляет государству «Смычка»? Т-ты вот прессу и г-газетки научился читать, вас, ч-читателей, р-развелось, р-ровно тар-рака-нов за р-русской печкой, ты ч-читаешь и др-р-ругим мозги набекрень ладишь, это ты ум-меешь, но я и тебя все одно бер-регу, не даю т-тебе пинк-ка под задницу прочь от «Смычки», а тоже даю тебе бла-го-со-стояние! К-крыс я душой н-ненавижу, а еще д-до беспамятства п-почто-то я не-н-навижу т-т-трепачей! Но все одно з-зачем-то т-терплю т-тебя, ч-читателя, не изгоняю из «Смычки» и д-даже слушаю твое т-т-трепание на соб-браниях пайщиков до з-захолонения в собственном сердце! И д-даже з-забочусь о твоем бла-го-со-стоянии. С-самому н-непонятно мне, как п-про-исходит! Думаю: да ежели бы мы все, которые люди п-при мозгах, порешили бы н-навсегда пришибить т-т-трепачей-ч-читателей, года бы нам на это дело вполне бы хватило! Г-года хватило бы, а м-мы почто-то в-всю-то жизнь с вами, с читателями цацкаемся и д-даже вас ст-тесняемся! Буд-дто виноватые ч-чем-то перед вами!
— Тьфу ты, выскочка какая! — возмутился Митрохин.— Да государство и без тебя сделает благосостояние! Без тебя — индустрию и промышленность! Без тебя — армию и международную политику! А когда так, зачем ему с тобой конкурировать, с сопляком вот с этаким? Ты не вообще сопляк, этого за тобой незаметно, но в сравнении с государством ты сопляк, больше никто! Когда ты захотел быть кем-то, иди в государственную службу, исполняй план и график, который государство тебе даст и с тебя спросит!
— Ч-чит-татель ты и есть, М-м-митрохин! Д-да откудова возьмется г-государственный ум и кор-рмильцы нар-родные, ежели кажный б-будет поставлен только на исполнение г-графика? И п-плана? Т-ты ведь как думаешь: «В-вот земля государственная, з-значит, и лес на з-земле г-государственный, и тр-рава, и р-реки, и д-даже неб-беса! И уже кон-нечно — люди!» А н-ничего п-подобного: во в-всем имеется об-бязательно хоть что-н-нибудь, да н-ничье, и его даже б-больше, ч-чем чьего-н-нибудь! И эт-то х-хор-р-рошо и правильно, п-потому что, еж-жели все на свете станет чьим-н-нибудь, н-ну хот-тя бы и государ-рственным, тот же миг все израсходуется и д-для дальнейшей ж-жизни не остан-нет-ся с-со-вершен-но н-ничего!
«Б-барышников-то?! — мысленно тоже заикнувшись, удивился до предела Корнилов.— Б-барышников-то — откуда что в человеке? Начитался каких-то книг? Но мог ведь и своим умом, с него хватит!» И вспомнилось Корнилову, что он сам вот только что, на днях думал почти о том же, почти так же, почти...
Для человека весь белый свет — это он сам и все окружающее его, эти две ипостаси обнаруживает в мире человек, думал он, но окружающий мир нынче пронизан творением его же рук — государством пронизан, как никогда... В городе Ауле и там школы — «совшколы», кино — «совкино», служащие — «совслужа-щие», кооператоры — «совкооператоры», люди — «СОБЛЮДИ»... И ничего удивительного в том, что небеса нынче — это «совнебеса».
Надо бы это понять всем. Надо обязательно, и вот Корнилов на днях понял. А умница Барышников нет! Умница заблуждается, умница строит иллюзии. И Корнилов почувствовал свое превосходство над Барышниковым. Других превосходств у него над этим мужиком не было, это было... Приятно! Правда, воспользоваться превосходством в устройстве своей дальнейшей жизни он не сможет, чтобы воспользоваться, надо отказаться от «Буровой конторы», надо искать лишь бы какую-нибудь, но обязательно государственную службу, надо чувствовать над собою не столько небо, сколько «совнебо», он же не будет, он попросту не может этого, он «как-нибудь» проживет без всего этого. И все-таки превосходство: он понимает, а все равно верит в «как-нибудь», Барышников же верит потому, что не понимает!
Разница?
Впрочем, если Барышников и не понимал нынешней принадлежности всего на свете государству, то инстинкт и тут не изменял ему, не мог изменить, иначе почему бы это он приезжал в буровую партию не один, а обязательно в сопровождении счетовода «Смычки» и председателя Семенихинекого сельского Совета?
Счетовод форсил желтыми городскими ботинками, легко и небрежно пиная буровой инструмент, подражал тем самым своему хозяину, а предсельсовета?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159