Ко мне? Если нет, у меня будут к тебе! Прохин недоумевал по поводу присутствия здесь Корнилова,
по-видимому, продолжительного, но, безукоризненно владея собою, недоумения не показывал.
— Начнем с твоих вопросов,— ответил он.— Начнем с твоих.
— Ну вот,— сказал Озолинь,— тогда воспользуемся присутствием у меня Корнилова...
— Воспользуемся,— подтвердил Прохин.
— Он член этой комиссии, которую вы у себя устроили? Прохин понял, о какой комиссии речь, но спросил:
— Комиссия? Какая же это?
— Которую вы устроили: разбираться в Бондарине и Вегменском. «Комиссия по Бондарину» — так вы ее назвали? И объявили?
— Не сами мы ее объявили. Редакция газеты прислала документ. Твой печатный орган прислал.
— Знаю,— кивнул Озолинь.— Все знаю. Заканчивайте это дело.
— Понимаю,— кивнул Прохин.
— Вегменский и Бондарин много лет работали вместе. Замечаний не было. Какие замечания появились теперь?
— Понимаю...
— Крайплану задачи решать. В ближайшие дни! Часы! Тебе предстоит верстать пятилетний план. Кадры для этого нужны? Специалисты нужны? Или обойдешься один? Без кадров?
— Понимаю,— снова кивнул Прохин.
— Знаю, что понимаешь. Знаю, знаю. Ну, вот, а теперь докладывай, говори по вопросу. По которому я тебя пригласил...
Прохин придвинулся к столу, мельком взглянул на Корнилова, стал развязывать белые тесемки на красной картонной папке. По красному напечатано было: «Для доклада».
Корнилов попрощался и ушел.
И, только вернувшись в Крайплан, вспомнил, что его карта земельных фондов осталась на столе товарища Озолиня.
Кунафин, взмахивая то одной, то другой рукой, говорил так:
— Я предлагаю! Я предлагаю каждому члену нашей комиссии во всеуслышание высказаться, как он понимает задачу. И как понимает свою роль в идейно-политическом мероприятии. С которого, тоже не побоюсь этого сказать, может начаться рассмотрение многих и многих кадровых вопросов в Крайплане, а также и в других краевых советских организациях. Причем мы начинаем вовсе не с мелких и рядовых служащих, а, с одной стороны, нами будет рассматриваться бывший царский и белый генерал, чуть ли не объявленный верховным правителем России, а с другой стороны, опять же старейший член партии, крупнейший в крае теоретик, а также историк и к тому же еще практик планирования народного хозяйства товарищ Вегменский Юрий Госпарович. Госпарович,— еще раз повторил Кунафин, почему-то напирая на «о».— Исходя из этого, хотя мне и предложена роль председателя нашей комиссии и первого докладчика, я скажу, что я вижу себя совсем учеником, которому предложено сдать первый экзамен, и не по какому-нибудь там предмету, не по статистике-математике, а на политическую зрелость и бдительность. Экзамен по классовому подходу ко всем явлениям. Вот как я понимаю задачу! — после этих слов товарищ Кунафин, председатель «Комиссии по Бондарину», внимательно посмотрел на Сеню Сурикова и на Корнилова.
«Справка
Дана настоящая Краевой комиссией по изучению природных ресурсов Сибири тов. Кунафину В. С. в том, что он командирован в районы Бийского округа для организации на местах массовой краеведческой работы среди населения.
Тов. Кунафин следует на своей лошади. Просьба ко всем районным и сельским органам Советской власти оказывать тов. Кунафину всемерное содействие в проводимой им работе и не препятствовать выпасу лошади по маршруту его следования. Лошадиный паспорт № 0729 (еще не то три, не то четыре какие-то цифры). Действительно по 21 сентября 27 года. Председатель КИС Ю. Вегменский».
Да-да, так вспомнилась Корнилову эта небольшая справочка.
Можно было подумать, что товарищ Кунафин является сотрудником КИС, но нет, ничего подобного, он трудился в Рабоче-крестьянской инспекции, а будучи работником этого высокого и авторитетного учреждения, из года в год инспектировал.
Крайплан приходился на долю другого ответственного работника, а вот для КИС свет сошелся на Кунафине!
Вегменский протестовал, доказывал, что КИС — организация, по существу, научная и потому инспектироваться должна лицом, обладающим хотя бы средним образованием. С Вегменским соглашались, но дело ничуть не менялось,и каждый год Кунафин являлся в КИС и ворошил бумаги в папках, что-то писал, считал, а потом представлял в акт обследования (копия в КИС, копия в орготдел Крайисполкома, копия в Сибтруд) и договаривался о командировке (со своей лошадью) по районам края в качестве инструктора-организатора массовой краеведческой работы.
Теперь Кунафин оказался председателем «Комиссии по Бондарину» и вот произнес речь и сам пришел в недоумение: хорошо у него получилось, великолепно или он допустил ошибки, не дай бог или аллах, политические? Он уставился на Сеню Сурикова: «Ну как? Неужели...» Сеня Суриков многозначительно кивнул, Кунафин вмиг расцвел, темные и круглые глаза его заблестели, смуглое лицо сделалось строгим, раз и другой он провел рукой по седеющим волосам на голове.
А тут еще Сеня Суриков сказал вслух:
— Ну, что же... Мне кажется... если не вдаваться, то, в принципе, Владислав Станиславович абсолютно прав!
Оказывается, Кунафина звали Владиславом Станиславовичем, странно! Поляк пополам с каким-то азиатом, что ли?
Итак, Владислав Станиславович расцвел и уже не спускал глаз с Сени Сурикова, не замечал больше никого из присутствующих — ни третьего члена «Комиссии по Бондарину» Корнилова, ни самого Бондарина, с каменным, даже с мертвенным выражением лица сидевшего в углу небольшой комнаты за чьим-то письменным столом, ни Вегменского, который, сцепив крепко руки, закинул их за голову и теперь боялся, что то ли левая, то ли правая рука вот-вот сорвется с привязи, нажмет на горловую кнопочку, а тогда он заговорит, закричит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128