Но это была она, собственной персоной.
– У него молодая моржиха, слышишь? Я примчалась в Ленинград, на последние деньги взяла такси, нашла дом Глеба, но он был не один. Оказывается, он завел себе молодую моржиху. Слышишь, Бабочкин, алло? Они познакомились, когда вместе купались в проруби, и теперь собираются пожениться. Ну что ты молчишь, Бабочкин? Ты же сам просил, чтобы я тебе сразу позвонила, как только приеду. Иначе я бы ни за что звонить не стала, но ты же сам просил, да?..
– Да… – сказала Люба осторожным баском.
Но и этого оказалось достаточно. По всей видимости, Шурочка привыкла говорить монологами и не слишком нуждалась в собеседнике.
– Ты не сомневайся, Глебушка меня прекрасно встретил, мы всю ночь проговорили на кухне. А потом вдруг спросил, останусь ли я на его свадьбу, так как я для него самый близкий человек. Ты меня слышишь, Бабочкин?
Люба изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться, и снова издала какой-то неопределенный звук.
Но, вспомнив вчерашний разговор, она вдруг прониклась острым чувством жалости к жене Павлуши. Должно быть, еще его называют женской солидарностью.
По крайней мере Шурочку она гораздо больше понимала.
– …а дети? Это же не дети, а настоящие слоны. Я никогда не видела, чтобы у людей был такой аппетит. А моржиха по утрам грызет только сырую морковь. Ты бы только видел, какие у нее зубы! Глеб и моржиха сейчас делают утреннюю пробежку, а я тут сижу на балконе и решила позвонить. К тому же я простудилась и теперь еще сильнее кашляю. Мне пришлось всю ночь курить на балконе, а ты сам знаешь, каково это с моими больными легкими. Может быть, все-таки обойдусь без операции? Я в такой растерянности, не представляю, что мне теперь делать…
– Немедленно возвращайтесь домой! – не выдержала и громко гаркнула в трубку Люба.
– Ой, кто это? – пискнула Шурочка, и на другом конце повисло испуганное молчание. – Куда я попала?
– Забыли, что ли? Это Люба, которая у вас диван купила и всякие там другие ложки-поварешки.
– Ой, да, еще и это… Что же теперь делать? А где же Бабочкин?
– Сидит в своей мастерской и вас ждет, где же еще? Сегодня же садитесь на поезд и возвращайтесь.
В трубке вдруг послышались подозрительные всхлипы.
Люба подумала: «Ну вот, теперь она будет плакать по межгороду, чтобы моржихе после свадьбы счет пришел на кругленькую сумму. Да мне-то что с того1? Хотя на ее месте я, наверное, тоже рыдала бы с утра до вечера».
Посмотрев на будильник, она только теперь начала лучше соображать.
– Погодите, но почему вы уже в Питере? Как вы смогли так быстро там очутиться, ведь еще должны быть в пути?
– На самолете. Я сразу в аэропорт поехала, там всегда есть билеты… Но теперь у меня кончились все деньги.
– Ах, на самолете? Вот и хорошо: пусть ваш толстый учебник со своей моржихой снова посадят вас на самолет или хотя бы на поезд. Ничего, не обеднеют, вы тоже вон сколько денег из-за него зря потратили.
– Ангел мой, разве дело в деньгах? Как-то неловко.:. – помолчав, тихо сказала Шурочка. – Как я теперь вернусь? Нет, это трудно… Между прочим, у меня в Ленинграде осталось несколько старинных подружек, еще по институту…
– Какие подружки? Тут муж родной ждет, весь испереживался. Он вас тут с цветами и шампанским встретит…
Она вспомнила, что бутылка вина так и осталась нетронутой стоять на столе после так и не состоявщегося праздничного ужина. Но если Шурочка поторопится и примчится назад на самолете, в холодильнике ее запросто дождутся вчерашние закуски. Вполне сойдет для тихого семейного ужина.
Хорошо, что ее кулинарные способности хоть для кого-то смогут пригодиться.
Жаль, что пирожных и конфет нет, придется Шурочке один день без них как-нибудь обойтись.
– …точнее, с красным вином и фруктами, – поправила себя на ходу Люба. – Только торопитесь, а то будет поздно. Тогда я ни за что не ручаюсь.
Последнюю фразу она сказала непонятно зачем. Почему будет поздно? Для кого поздно? На самом деле Люба имела в виду, что салаты могут испортиться, но получилось впечатляюще, с тайным подтекстом. По крайней мере это могло придать Шурочке необходимое ускорение.
Люба захлопнула дверь в квартиру Павлуши, точно зная, что она сюда больше никогда в жизни не вернется. Почему так? Что особенного случилось? Нет, словами далеко не все можно объяснить… А при помощи красок – тем более, хотя если как следует постараться…
Она Шла по утренней улице с таким чувством, как будто у нее сегодня день рождения и она непременно получит какой-нибудь подарок.
Даже лица прохожих были какими-то другими, более приветливыми.
Может быть, теперь у нее в жизни тоже все наладится?
Первым делом Люба решила разыскать Павлушу, чтобы сообщить последние известия из Питера, но его мастерская оказалась закрытой. В мастерской Сергея Маркелова повсюду стояли его «спецполотна» для иностранцев – одно чуднее другого. На самом большом из них были изображены какие-то стрелки и множество крошечных человечков, которые наподобие тараканов ровной цепочкой шли в сторону черной кляксы, по всей видимости, олицетворявшей ужасы российской действительности.
Наверное, неведомый добрый немец выбрал для своей коллекции и другие шедевры Маркелова, и тот вверх дном перевернул мастерскую, извлекая их из чулана на белый свет.
В такое утро Любе не хотелось сидеть в этом бардаке, и она не смогла придумать ничего лучшего, чем все-таки попробовать отыскать Павлушу в художественном училище. Хоть какое-то дело! Признаться, ей уже порядком надоело просто так болтаться по городу и пора было на что-то решиться.
Она надеялась встретить Бабочкина по дороге, чтобы не заходить в здание, где можно было лицом к лицу столкнуться со старикашкой, который рассказывал про крестьянские пропорции, но ничего подобного не случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37