Даже самые последние дворцовые слуги многократно слышали, как гордился и бахвалился Аман тем, что незаметно сделался главным и чуть ли не единственным советником молодого царя, и на самом деле было именно так: по указанию Амана казнили и миловали, он вел себя, как второй царь. Артаксеркс настолько высоко вознес своего любимого сотрапезника, что приказал всем служащим во дворце кланяться и падать ниц при приближении Амана Вугеянина, словно бы тот и вправду был вторым царем, лишь бы лишний раз его потешить.
Тем удивительнее было сейчас смотреть, как второго владыку мира выносили из дворца слуги, подхватив под руки, как тряпичную куклу, а сам Аман, высунув язык, лишь мычал и беспомощно вращал головой, не в силах уследить за крутящейся перед его глазами лестницей и собственными ногами, задевающими верхушки деревьев.
Везирь сделал несколько нетвердых шагов по лестнице, и вдруг резко отстранился от слуг, скорчился, схватился рукой за горло и из его утробы наружу хлынуло что-то красное, густое и на редкость отвратительное на вид то ли вино, то ли кровь, то ли остатки пищи.
Глядя на него, Мардохей с трудом подавил приступ дурноты. Царский везирь и без того вызывал немалое отвращение, особенно, когда Мардохей слушал рассказы очевидцев, как сыновья Амана, десять самых старших из его сыновей, объединившись в группу, наподобие маленького войска, издевались в Сузах над иудеями, нарочно заставляя есть куски непрожаренной свинины с кровью, и потом жестоко избивали тех, кто отказывался брать в рот нечестивую пищу, а также всячески глумились над другими народами, не родственными персам и мидийцам.
"Если кто из дома Израилева и из пришельцев, которые живут между вами, будут есть какую-нибудь кровь, то обращу лице мое на душу того, кто будет есть кровь, и истреблю её из народа её. Потому что душа тела в крови, и Я назначил её вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия души очищает..." - вот что заповедовал своему народу Господь, и каким-то образом сыновья Амана прознали про эти и многие другие запреты иудеев, и теперь нарочно выносили их на всеобщее поругание.
Мардохей вспомнил про это, и в нем вскипела от возмущения вся кровь, так что пришлось даже ухватиться рукой за ствол дерева, чтобы удержаться прямо на ногах. Слишком было сейчас похоже, что на ступеньки из черного камня Аман Вугеянин исторгал не обыкновенную блевотину, а свою нечистую, поганую душу вместе с чьей-то выпитой кровью, и ничего отвратительнее такого зрелища Мардохей в жизни своей не видел.
Мардохей вдруг даже вспомнил, что среди его далеких предков числится Кис из колена Вениаминова, отец первого израильского царя и от этих мыслей горделиво выпрямился, расправил плечи, хотя чаще он, наоборот, слегка сутулился, чтобы не казаться слишком приметным.
А когда слуги поволокли мимо него Амана Вугеянина, перепачканного в собственных нечистотах, и пришло время упасть перед ним ниц лицом, как перед второым царем, Мардохей не стал опуститься на колени и продолжал стоять также прямо, держась рукой за дерево. Кровь прихлынула к его щекам и, наверное, в тот момент Мардохей как никогда сделался и впрямь похожим на румяного и гордого красавца Саула, первого израильского царя. Он нарочно отвернулся и начал глядеть в сторону, где в ветвях пела какая-то неприметная человеческому взору птаха, слушать пение которой было куда приятнее, чем пьяную ругань и бормотание царского везиря, а также пыхтение его слуг.
По счастью, Аман был в таком состоянии, что ничего не заметил, а прислужники, может быть, и увидели отвернувшегося стражника, но сейчас им было явно не до поклонов и почестей.
Когда слуги приволокли Амана в его роскошный дом, по множеству комнат, колонн, настенных росписей и каменных изваяний, мало чем отличающийся от царского дворца, и царский везирь уже почти что пришел в себя, обрел дар речи и призвал старшую жену свою, Зерешь. После вина он привык рассказывать ей и друзьям дома дневные новости, хвалиться своим умом и находчивостью, без которых он никогда бы не сделался любимым советником царя, а также самым большим в Сузах гаремом, многочисленными сыновьями, здоровьем и богатствами.
"Да-да, все так и есть, правильно ты говоришь", - соглашалась с ним Зерешь, которая давно научилась почти что его не слушать, и время от времени говорить лишь одни и те же слова, приятные для слуха Амана. Прошло время, когда Аман слушал её советы, а теперь все равно никому не давал и рта раскрыть, а уши у него теперь были, словно запечатанные пчелиным воском.
Зерешь видела, что в черных волосах её мужа давно уже появились пряди седых волос, а его редкие зубы, похожие на кривые ножи, уже не так быстро разгрызали куски мяса. Да и столько жен в гареме Аман держал больше для хвастовства, потому что его громкий храп не прерывался от первой стражи до самого утра.
"Все молодые девки в Сузах только и мечтают попасть в мой гарем," тем не менее по-прежнему каждый вечер рассказывал Аман своим домашним, и Зерешь ему с готовностью поддакивала: "Все так и есть, правильно ты говоришь, правильно".
В детские и юношеские годы Зерешь мечтала стать пророчицей или жрицей в храме, но потом отец отдал её в жены к Аману Вугеянину, и за многие годы она привыкла ко всем привычкам, а в последнее время даже почти что не замечала мужа возле себя, и жила обособленной жизнью. С детских лет Зерешь с особым почтением, если не сказать - со священным трепетом относилась к бактрийским гадателям и прорицателям, которые умели читать таинственные письмена на воде, находить ответы в полетах птиц по небу, разгадывать тайны магических кристаллов и священных чисел, и теперь она в полной мере смогла посвятить себя любимым занятиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121