С этим Бидди не хотела соглашаться, однако не могла не признать справедливости многих других его высказываний. В письмах лорда встречались и забавные моменты. Особенно она развеселилась, читая то место, где он объяснял сыну, что неприлично ковырять в носу. Бидди хохотала от души.
Раньше она часто читала матери отрывки из этих писем, но с недавних пор, по непонятным Бидди причинам, мать прерывала ее в середине письма и говорила: «Хватит». А на прошлой неделе она даже сказала дочери:
– Слишком уж ты умная становишься с этим учением.
– Но, мама, я думала тебе нравится, что я учусь, – искренне удивилась Бидди.
– А какой с этого толк? – возразила мать. – Ты со своей учебой отдаляешься от брата с сестрой, да и от меня тоже.
– Ну что ты, мама, – запротестовала Бидди. – Это для меня как игра. Мне легко учиться… И мне это нравится… Читать и все такое.
– Ты уже и говорить стала по-другому.
– Да нет же, мама, нет, – еще настойчивее возражала Бидди.
– Это так, – ответила мать. – Может быть, ты этого не замечаешь, но, поверь мне, со стороны виднее.
Она не думала говорить по-другому, но он, – Бидди бросила быстрый взгляд на хозяина – он всегда поправлял ее и настаивал, чтобы она говорила правильно.
– Ты снова задумалась. Не отвлекайся, продолжай читать.
Она взяла книгу и стала читать дальше.
* * *
…Мне не пришлось прилагать особых усилий, чтобы установить: натура человека и три тысячи лет назад была такой же, как и в наши дни. Моды и обычаи менялись, человеческая природа оставалась неизменной. Поэтому нет оснований предполагать, что люди были храбрее, мудрее и лучше полторы или три тысячи лет назад, как нельзя утверждать, что мясо животных и овощи в давние времена отличались лучшим вкусом. Осмелюсь бросить вызов почитателям древних эпох, что Ахиллес, герой Гомера, был негодяем и к тому же жестоким, что делает его мало подходящим на роль героя эпической поэмы. Он так мало думал о своей стране, что не встал на ее защиту, потому что из-за ссоры с Агамемноном…
* * *
Бидди перестала читать и, приподнявшись, участливо спросила хозяина:
– Что с вами? Снова эта боль, сэр?
Персиваль сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула и прижимая руку к груди. Он молча кивнул в сторону шкафа у стены, в котором на одной из полок стоял маленький пузырек из темного стекла. Бидди схватила его и прокричала Мэгги:
– Сбегай в гостиную за графином, а ты сходи за мамой, – велела она стоявшему у стола Джонни.
Когда в библиотеку вошла Рия, Бидди держала у губ хозяина стакан с водой.
– Сколько таблеток ты ему дала?
– Одну, мама.
– Дай мне пузырек. – Рия вытряхнула еще одну таблетку и поднесла к посиневшим губам Персиваля и, когда он ее проглотил, распорядилась, не глядя на Бидди: – Разбери постель и принеси грелку.
Боль, видимо, немного отпустила, ибо Персиваль открыл глаза и улыбнулся краем губ.
– Хотя это и продолжалось недолго, но приятного все равно мало. Думаю, мне стоит лечь.
– Да, пойдемте. – Она помогла хозяину встать и, слегка поддерживая, отвела в гостиную, служившую ему спальней последние четыре года, благодаря искусству доктора Притчарда. После проведенной им «блестящей» операции нога у мистера Миллера плохо сгибалась в бедре, кроме того, он не мог до конца выпрямить и раненую руку, а пальцы на ней утратили прежнюю гибкость.
Как заботливая жена, Рия помогла мужчине раздеться, но когда очередь дошла до белья, она сперва накинула на него ночную рубашку, а уже потом сняла и его. Откинувшись на подушки, хозяин закрыл глаза.
– Сегодня вечером у меня посетители, а со мной опять эта история, – тихо произнес он.
В этот день служащий из конторы поверенного мистера Миллера должен был привезти полагающуюся ему ежеквартальную сумму. К счастью, два года назад доход Персиваля Миллера вырос до прежнего размера, что позволило ему вновь иногда баловать себя вином и табаком, да и Рия стала получать больше денег на провизию, что давало ей возможность больше разнообразить стол.
Служащий оказался весьма словоохотливым. Рия узнала от него, что после смерти хозяина, сумма, которая выплачивалась на его содержание, должна будет перейти какому-то религиозному обществу. Эту оговорку сделала его мать в своем завещании. Но с домом она так поступить не могла, потому что он являлся собственностью отца мистера Миллера и на него не имелось закладной, так как дед мистера Миллера особо указал в своем завещании, что дом не может быть заложен. Служащий также поведал Рии, что мистер Персиваль едва ли бы стал богаче, если бы можно было взять заем под закладную. Напротив, его положение еще больше осложнилось, потому что отец непременно заложил бы дом за наибольшую сумму, и мистеру Персивалю пришлось бы выплачивать проценты.
Рия знала, что у хозяина было двое родственников. Один жил в Сомерсете (незамужняя дама неопределенного возраста), другой – в Америке, и было ему за семьдесят. Так ей по крайней мере объяснил разговорчивый служащий.
* * *
Когда Рия пыталась думать о последних четырех годах своей жизни, воспоминания становились расплывчатыми. Она отчетливо помнила многое из того, что происходило намного раньше. Перед глазами ее еще стоял тот вечер, когда Тол после разговора с ней вышел из кухни, одновременно покинув и ее жизнь. В тот же вечер Рия сожгла злополучное платье из черного бархата. Все последние месяцы были для нее словно в тумане.
Она не могла вспомнить, когда изменилось ее отношение к хозяину. Они стали разговаривать. Сначала Рия ограничивалась лишь односложными ответами, предпочитая слушать его, и постепенно она все глубже понимала сложную душу этого странного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120