– Но ты присмотришь за фургоном и за Добби? Она была удивлена. Как он может говорить о лошади и о фургоне, когда бегут бесценные секунды?
– Да, конечно.
– В крыше над козлами есть дыра. Смотри, чтобы она была прикрыта брезентом.
– Да, Мануэль, да, я позабочусь об этом. Обязательно позабочусь: ведь нам предстоит ехать в фургоне обратно к мистеру Карпентеру.
Наконец-то его взгляд перестал быть мертвым, хотя огонек, вспыхнувший в нем, нельзя было назвать светом надежды: это была скорее глубокая тревога.
– Они хотят расторгнуть наш брак.
– Что?!
– Ко мне приходил твой дядя.
– Мануэль, Мануэль! Я не знала! Правда, не знала! Но ты не тревожься: у них ничего не получится. Я не позволю.
– Он сказал, что ты несовершеннолетняя.
– Ну и что? Это не имеет значения. Разве ты не понимаешь, что ни дядя Джеймс, ни Розина, ни любой другой из их числа не состоят со мной в родстве? Единственный, кто мог бы запротестовать под предлогом моего возраста, это… – Она сделала чуть заметное движение подбородком. – В общем, ты знаешь, кто. Но я уверена, что она этого не сделает. Зачем ей это?
– Но она пришла на суд.
– Да, знаю, но… Думаю, это просто из любопытства. Она не пыталась со мной заговорить, и я благодарна ей за это. А что касается расторжения брака, то я не верю, что до этого может дойти.
– Придется поверить. Они измотают тебя, притупят волю. Уж это они умеют!
– Не посмеют! О Мануэль, Мануэль… – Дальнейшее было произнесено почти шепотом: – Обними меня покрепче!
Прежде чем выполнить ее требование, он некоторое время пристально глядел на нее. Потом изо всех сил прижал ее к себе. Но объятия длились не больше мгновения.
– Свидание окончено, – объявил полицейский.
Они еще несколько секунд не разжимали объятий. Потом она провела ладонью по его щекам и сказала:
– Помни, я буду тебя ждать. Где бы я ни оказалась, я буду тебя ждать. До свидания, мой дорогой, мой милый Мануэль.
Прежде чем его увел полицейский, она успела поцеловать его в губы.
6
Тебе не пристало ухаживать за лошадью, Аннабелла.
– Но, мама, мне больше нечем заняться!
– Что ты, Аннабелла! Я уверена, что ты можешь найти для себя более подходящие занятия. Ты и сама знаешь, что ухаживать за лошадью – мужское дело. Я снова приглашу Армора. Уверена, он с радостью вернется. А теперь, дорогая, – Розина взяла Аннабеллу за руку, – я затрону тему, которой прежде не касалась, – денежную. Я вполне могу позволить себе снова нанять Армора и других слуг, если пожелаю. В этом коттедже я живу не по воле обстоятельств, при желании я могла бы опять переселиться в Дом. Понимаешь, дорогая, мистер Фрейзер очень помог нам после того, как… – Она не могла выговорить «твой отец», поэтому сказала: – После того, как умер мой муж. Он продал землю и фабрику фирме «Куксон» за неплохие деньги; я и не догадывалась, что земля может столько стоить. Немало выручено и за оборудование стекольного завода. С прежними долгами покончено, и в общем и целом я была очень хорошо обеспечена даже до кончины матери. Ее состояние оказалось не слишком крупным – около тридцати тысяч фунтов, но даже эта цифра показывает, что тебе не придется беспокоиться о деньгах. Поэтому я тебя прошу, Аннабелла, послушаться меня и позволить мне поручить уход за лошадью старому Армору. Скажу больше, – она развела руками, – мы можем завести еще одну лошадь и снова пользоваться каретой. Тебе это понравится, не правда ли?
Аннабелла посмотрела на женщину, которая на протяжении нескольких недель делала все возможное, чтобы заставить ее забыть, что она около года не испытывала ее опеки; что бы Аннабелла ни сказала, Розина все равно не согласится, что она перестала быть прежней милой Аннабеллой, податливой, благовоспитанной девушкой, а превратилась в женщину, успевшую приучиться к тяжелому ручному труду и вкусившую жизнь большинства людей. Эта женщина успела стать женой, пускай только по названию, и собиралась оставаться ею впредь. Все новые наряды, которыми заваливала ее Розина, оставляли ее равнодушной, все прекрасные блюда, которые та приказывала готовить и от одного вида которых у нее несколько месяцев назад побежали бы слюнки, сейчас даже не возбуждали у нее аппетита, ибо всякий раз, когда на столе появлялись изысканные разносолы, она не могла не задать себе вопрос, чем в этот момент утоляет голод Мануэль.
Положение Мануэля не давало ей покоя. Все ее мысли были заняты им одним, и не только потому, что он находился в заключении, но и из-за происшедшей с ним перемены. В первое же их свидание после суда он показался ей изможденным, постаревшим, а главное, невыносимо угрюмым. Он нехотя цедил слова и смотрел на нее, словно не желая знать, кто она такая, чтобы не мучиться напрасными надеждами.
Во время последнего свидания их тоже не оставили наедине: помимо Мануэля в помещении находились другие заключенные. Большинство из них оживленно болтали, некоторые даже смеялись, у Мануэля же не дрогнул ни один мускул на лице.
Розина позаботилась даже о том, чтобы в комнате Аннабеллы лежал дневник, но она ничего в него не записывала, а только ставила даты. Этим вечером она выведет «20 июня»; завтра у нее день рождения. Ей исполнялось восемнадцать лет, но она искренне надеялась, что Розина не подарит ей дорогих вещей, которых она все равно не сможет взять с собой, когда настанет время уйти, как и все свои замечательные наряды, не представлявшие для нее никакого интереса. Дорого ей было одно-единственное платье – то самое, из синего рубчатого бархата, с пятном от пива на самом видном месте. Настанет день, когда она снова его наденет, невзирая на пятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122