– Хорошенькое дело! Больше мне нечего сказать.
– Мне очень жаль, что я так огорчила тебя, Джеральд, но я всегда была с тобой очень щедра, пусть даже ты и не согласишься с этим. За последние три года вы получили от меня более двух тысяч фунтов. Мне было трудно решиться выделить Беатрис и ребенку такие деньги, когда в моих делах царил полный хаос. Мне и самой пригодились бы в будущем эти две тысячи. Нет, Джеральд, учитывая все обстоятельства, ты должен признать, что я поступила с тобой вполне справедливо.
Он пристально посмотрел на женщину и почувствовал, как в нем закипает черная ярость: кажущееся безразличие тещи к его бедственному положению взбесило его. Она не только убила его надежды стать владельцем компании – она убила его будущее. Лишь сейчас Джеральд понял, как сильно он зависел от этой женщины – от ее щедрости к внучке, от будущего наследства Беатрис. Грейс была гарантией его безопасности, его страховым полисом. Если что-то шло не так, как надо, ну, что ж, на помощь всегда могла прийти мать Беатрис. Джеральд знал: своим нынешним успехом он в немалой степени обязан связям с компанией «Картнер и Картнер», появившимся после его женитьбы.
Столь горькими были чувства, охватившие Джеральда, что, когда Грейс заговорила снова, он даже не услышал ее. Но в следующую минуту он повернулся к ней:
– Что вы сказали!
– Я хотела бы просить тебя, Джеральд, пока не говорить об этом Беатрис или еще кому-нибудь. Конечно, они все равно должны будут узнать об этом. Ты можешь сказать Беатрис, когда вы вернетесь домой, а Джейн и Стивену я объясню все сама еще до окончания праздников.
Джеральд не ответил, но выпятил губы, а потом сжал их в тугую ниточку и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.
Несколько минут Грейс продолжала сидеть, потом встала, подошла к гардеробу, вытащила оттуда свою норковую шубу, надела и стала рассматривать себя в зеркале. В какой-то мере она понимала чувства Джеральда. В такой шубе, да в таком доме ее трудно было назвать женщиной, стесненной в средствах.
Кроме Ивонн и Джеральда, в доме не осталось никого: все ушли в церковь. Даже если бы дочь не приболела, он бы все равно не смог в таком состоянии высидеть в церкви целый час, слушая всякую болтовню. Джеральд был готов взорваться. Он посмотрел на спящую девочку, зарывшуюся в мягкие подушки тахты. Жалкая тысяча фунтов для нее – и больше рассчитывать не на что. Эта мысль не давала ему покоя, как и факт, что если ему не повезет каким-то невероятным образом и он не раздобудет денег, то так и останется у Лайвси рабочей лошадкой до конца своих дней. А эта самодовольная корова и слова не проронила о своем финансовом положении. Все-то думали, что она больна, что у нее нервное расстройство. Наверное, ей не так плохо, как она это показывает, иначе она как-нибудь проболталась бы. А кое-что из того, что она говорит, просто стыдно слушать, а уж его, Джеральда, видит Бог, не так-то просто заставить покраснеть. Трудно понять эту женщину, его тещу… Джеральд не мог привыкнуть к мысли, что она разорена. Он оглядел комнату. Содержать всю эту роскошь без гроша за душой? Абсурд какой-то. Потом эти рождественские подарки. Чек на двадцать пять фунтов каждому, включая ребенка. Если сложить все вместе, получится сто двадцать пять фунтов, но когда человек разорен, то сто двадцать пять фунтов – тоже деньги!.. «Разорен», черт побери! Для нее это, по-видимому, значило, что, чтобы прожить, ей надо было тратить «каких-то» три тысячи в год.
Джеральд почувствовал, что ему надо выпить. Он осторожно прошел мимо тахты, вышел из комнаты и направился в столовую. Там он сразу же подошел к шкафу, стоявшему в углу, широко открыл дверцы и, нацелив палец на верхнюю полку, пробежал глазами по ряду бутылок, остановившись на бренди. Такой богатый выбор – для кого она это держит? Якобы для дяди и родственников. Черта с два. Наверное, потихоньку выпивает сама большую часть времени за ней никто не следит. Стал бы человек, близкий к разорению, покупать столько алкоголя? Джеральд щедро налил в стакан, выпил и стоял, наслаждаясь разливающимся по телу теплом. Потом взглянул на пустой стакан и сказал вслух: «Она лжет». Он снова протянул руку к бутылке, и в тот момент, когда он наливал второй стакан, раздался звонок в дверь.
«Черт побери, кто это может быть? – подумал Джеральд. – Не Макинтайр ли? Будем надеяться, что нет.» Ему не хотелось оставаться с этим человеком, пока остальные не вернулись из церкви.
Когда Джеральд открыл входную дверь, то увидел мужчину среднего роста, в пальто, со шляпой в одной руке и небольшой сумкой в другой.
– Да? – сухо проговорил Джеральд.
– Моя фамилия Астер.
– Астер… о, Боже мой… входите, входите, – он закрыл за вошедшим дверь. – Мы ждали вас к часу. Вы, видно, приехали дополнительным поездом или что-нибудь в этом роде?
Гость медленно оглядел холл, потом, смеясь, ответил:
– Не совсем так. Мой друг ехал на машине в эту сторону и предложил подбросить. А из деревни я приехал сюда на такси.
– На такси? Вам повезло. Чудо, что они смогли добраться к нам по такому снегу… Позвольте взять ваши вещи Я здесь один, все ушли в церковь. Моя фамилия Спенсер, я муж Беатрис. Вы могли вообще найти дом пустым, да вот наша дочь немного приболела – знаете, перевозбудилась. Полночи не спала, все ждала, когда в ее чулке появится подарок… Не сомневаюсь, что вы хотели бы выпить.
На какое-то время Джеральд выбросил из головы тревожные мысли и теперь разыгрывал роль хозяина так, как никогда бы не осмелился сделать в присутствии Грейс.
Он провел гостя в столовую.
– Входите… Итак, что будете пить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82