Но Ральфу это предложение пришлось не по душе. Дональд был отличный малый, таких еще поискать надо. А на слова Аджи дядя почти не обратил внимания: ее мнение ничего не значило – известно, что женщины относятся к мужчинам с предубеждением. Ральф мимолетно подумал, что, может быть, неприязнь Аджи к Дональду отчасти объясняется тем, что он – красивый, цветущий мужчина, в то время как ее собственный муж был маленьким и неказистым. Хотя он и был энергичным, живым человеком, но отнюдь не относился к тем, кто может вскружить голову женщине. И все же он чем-то привлек Аджи – или, может, с годами у нее просто уменьшились шансы найти кого-то другого? Это был нелегкий вопрос: чем больше задумываешься, тем больше запутываешься. И Ральф вернулся к исходной точке – Аджи настроена предубежденно.
На следующей неделе он заехал в Уиллоу-ли и тайком поговорил с Дональдом. Сначала тот вел себя холодно, отвечал уклончиво и намекал гостю, что все происходящее в его, Дональда, доме не должно касаться никого другого.
Однако очень скоро он вынужден был признать, что несколько обеспокоен состоянием здоровья жены. За последние несколько месяцев она похудела и стала какой-то вялой. Причины этого он не знал. Он добавил, что его единственной заботой является счастье жены, и что его личная жизнь направлена только на это.
Вернувшись домой, Ральф сообщил, что Дональд – отличный парень, и если у них там что-то не в порядке, то это не по его вине. Дональд, как рассказал Ральф, неоднократно просил жену провериться у доктора, но она отнеслась к его предложению пренебрежительно. Теперь, однако, Дональд намерен настоять на своем.
Позже, когда Сюзи и Аджи остались вдвоем, Сюзи со знанием дела заявила:
– Это же первый год. Знаешь, поначалу всегда трудно, – тон был такой, будто Аджи никогда не была замужем, но та решила не обращать внимания…
Как и обещал Дональд, он заставил Грейс встретиться с доктором. Предупреждая ее возможное сопротивление, он сказал, что доктор сам зайдет к ним после обеда, чтобы осмотреть ее. Дональд сообщил ей об этом с нарочитой небрежностью за столом и никак не отреагировал, когда она вызывающе ответила:
– Ну что ж, как придет, так и уйдет. Я не выйду к нему.
– Не надо этого ребячества, Грейс, пожалуйста… Это же несерьезно.
Грейс склонилась над тарелкой. Ею овладело неудержимое желание вскочить, стукнуть кулаком по столу и закричать: «Мне не нужен доктор, ты прекрасно знаешь, что мне не нужен доктор, ты знаешь, в чем дело!» Мысленно нарисованная картинка была настолько шокирующей, что Грейс заставила себя успокоиться. «О, Боже, Боже милостивый, – торопливо проговорила она про себя, – не позволяй мне и думать об этом.» Она подняла глаза и посмотрела на макушку его опущенной головы; волосы струились блестящими волнами, нигде не было ни одной седой пряди. Дональд выглядел сильным и мужественным, и все же… Жар охватил шею Грейс, поднялся к голове, опустился до талии, и ею вновь овладело чувство стыда. В раскаянии она хотела броситься к мужу на шею, сказать: «Целуй меня. О, целуй меня, дорогой». Она знала, что он поцелует ее, поцелуев было предостаточно, но они были без огня, без крови, без страсти… Да, она нашла точное определение – поцелуи без страсти.
Более трехсот ночей провела она с Дональдом в постели, и каждый его поцелуй убивал в ней что-то чудесное, красивое и как будто лишал ее части самой плоти – за несколько последних месяцев Грейс потеряла восемнадцать футов веса. Ее состояние имело все признаки болезни, и Грейс – без истерики, без мрачных предчувствий – констатировала, что может умереть. Но исцеление зависело не от нее – от него.
Дональд извинился, встал из-за стола и, повернувшись к ней спиной, сказал:
– Не забудь, что я еду в Дарем на встречу. Когда вернусь – не знаю, может, около семи. Сегодня замечательная погода Может, ты захочешь прогуляться после того, как доктор тебя осмотрит?
Она услышала свой собственный голос как бы со стороны.
– Да, пожалуй, я пройдусь возле холмов.
Она начала заводить свои часы.
– Но дождись его, Грейс. Ладно? – это был приказ, замаскированный просительной интонацией, и она безразлично ответила:
– Хорошо, я дождусь его.
Осмотрит ее доктор Купер или нет – все равно он ничем не сможет помочь ей…
Дэвид Купер явился около трех часов. За последние несколько месяцев он неоднократно бывал в Уиллоу-ли и играл в бридж, а Дональд с Грейс наносили Куперам ответные визиты вежливости, ходили к ним на вечеринки; такие оказии, когда манеры гостей никак не назовешь естественными, практически не дают возможности доктору, даже психиатру, разглядеть что-то под внешней оболочкой, и все же Купер чувствовал, что с женой священника не все в порядке. По его мнению, Грейс была веселой, живой девушкой, энергия которой не находила выхода после замужества. В этом, как считал доктор, и заключалась проблема Дети, семейные заботы, пожалуй, могли стать выходом из положения. Когда Дональд попросил осмотреть его жену, Купер сам хотел затронуть эту тему, но не смог ему было трудно говорить с Раузом. Была в священнике какая-то сдержанность, которая сочеталась с желанием всегда быть хозяином положения, и это очень… отталкивало. У этого человека, думал с кривой усмешкой доктор Купер, интервью взять бы не удалось – вопросы всегда будет задавать он сам.
– Эй, хэлло! – позвал Купер, остановившись посередине холла и окидывая взглядом пространство от элегантной гостиной до лестницы. Когда Грейс появилась на лестничной площадке, он повторил: – Эй, хэлло!
– Хэлло, – ответила она и, спускаясь, шутливо погрозила гостю пальцем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82