Ну-ка еще? Не-е-ет, не уйдешь! Так без пересадки в рай и приволоку.Брыкался-брыкался мужик, а под конец – сел на землю колодой – и все: поди сковырни.Почесался Дормидон, поплевал на руки – дюжий был – за аркан покрепче да как завьется с мужиком вверх. И ходу, все пуще, только ветер свистит. На мужика и не оглядывается: тяжело на аркане, стало быть, тут мужик, ну и ладно, а что утих – и того лучше.Прилетел в рай, упыхался, ухмыляется Дормидон во весь рот: доволен.– Вот он, мужик-то ваш. Предоставил. Поглядели: а мужик лежит, не копнется, синий весь, язык высунут. Готов.Осерчал тут господь – не приведи господи как…– Предоста-авил! Дурак ты, дурак набитый! Сейчас – вон, и чтоб духу твоего не было!Обчекрыжили Дормидону крылья – и на землю сослали. Пока, это, еще опять до ангелов дослужится. 1916 Электричество У слесаря Галамея в поясницу вступило: мочи нет, одолел ревматизм этот самый окаянный. Галамей и то, и другое, и на пороге ему баба поясницу обухом секла, и мазево всякое – ничего толку. Уж и за что взяться – не знает.А тут сосед какой-то возьми и накапай ему в мозги про электричество: одно-де тебе и осталось лекарство – электричество от всех болезней может.Утром чем свет Галамей взбодрился: одной рукой за поясницу, другою – сапог натягивает.– Ты куда ж это ни свет ни заря? – баба Галамеева спрашивает.– А электричеством, – говорит, – лечиться пойду. Одно мне только теперь и осталось.– Ой, батюшка, ты бы как полегче, дело-то такое – умеючи надо. Ты бы сперва к доктору.– Дура-баба: а звонки электрические кто на почте наладил?– Ты-ы, батюшка…– Ну, то-то. И без доктора, мол-ка, управлюсь. У Галамея, брат, своя башка на плечах.Взвалил проволоки медной круг – и пошел. Посередь самой Тамбовской остановился, штаны расстегнул, проволокой себе пониже пояса обмотал, а на другом конце крючочек сделал – и ждет. А рань еще, камни розовые, ставни закрыты, мальчишки в белых фартуках на головах корзины несут. И самый первый трамвай через мост гудит.Услыхал Галамей, изловчился, накинул крючочек на самый трамвайный провод: ну-ка, господи благосло…Ка-ак его шкрыкнет электричество это самое, заплясал, скрючило в три погибели – и наземь свалился.Ну, тут, конечно, шум, гам, кондуктора, пассажиры выскочили, оттащили Галамея. За доктором. Тер-тер, кой-как доктор оттер Галамея, открыл Галамей один глаз.– Ну, как? – доктор спрашивает. – Как чувствуете?– Ничего, – говорит, – не чувствую. Вылечился, слава тебе, господи.И богу душу отдал. 1917 Картинки Пришел я к приятелю – денег взаймы просить. Ни самого нет дома, ни жены нету: вышел ко мне в залу мальчик, чистенький такой.– Вы погодите немножко. Папа-мама сейчас придут.А чтоб не скучал я, стал мне мальчик картинки показывать.– Ну, это вот что?– Волк, – говорю.– Волк, верно. А вы знаете, волк, он травку не кушает, он овечков кушает…И этак все картинки объясняет дотошно, ну, смерть – надоел. Петуха раскрыл:– А это что? – спрашивает.– Это? Изба, – говорю.Выпучил мой мальчик глаза, обомлел. Погодя, кой-как справился, нашел мне настоящую избу:– Ну, а это что?– А это – веник березовый, вот что.Улыбнулся мальчик вежливенько и доказывать стал: изба – зернышки не клюет, а петух – клюет, а в петухе жить нельзя, а в избе можно, а у веника – дверей нету, а у петуха…– Вот что, – говорю, – милый мальчик: если ты сию минуту не уйдешь, я тебя в окошко выкину.Поглядел мне в глаза мальчик, увидал – правда, выкину. Заревел, пошел бабушке жаловаться.Вышла бабушка в залу и стала меня корить:– И как же вам не совестно, молодой человек? За что вы милого мальчика? Ведь он вам истинную правду говорил. 1916 Дрянь-мальчишка Подарили Петьке игрушку: голубоглаза, маленькие ручки, шелковые кудри, разные там кружевца да прошивки. А уж это-то как замечательно: нажать хорошенько – и сейчас тебе скажет: «лю-блю», да еще и глазки голубые закатит.Играть бы да играть Петьке да родителей благодарить: не всякому такие игрушки дарят. Так вот нет же: глупый мальчишка, больно уж умен не в меру. День поиграл, другой. На третий – пожалуйте:– Отчего глазами так делает? Отчего пахнет хорошо? Отчего «лю-блю»?Перочинный ножичек, да вспорол, да до всего и добрался, отчего что.А только ничего интересного: для томных глаз – шарики какие-то свинцовые; под розовым атласом – кожей – гнилые опилки; для «лю-блю» – резиновый пузырь с дудкой.Зашили потом родители кое-как, да уж не то: «лю-блю»-то уж не умеет делать.Петьку выдрали: глупый мальчишка – будет знать, как игрушки портить. Говорёно сколько раз: игрушки – для игры, а не хочешь играть, дрянь-мальчишка, отдай другому. А то ишь ты: внутри ему глядеть надо, ломать ему надо.– Не ломать, не ломать, не ломать!Так его. 1915 Херувимы Всякому известно, какие они, херувимы: головка да крылышки, вот и все существо ихнее. Так и во всех церквах написаны.И приснился бабушке сон: херувимы у ней в комнате летают. Крыльями полощут по-ласточьи, под самым потолком трепыхаются. Прочитала им бабушка Херувимскую и всякую молитву про херувимов вспомнила – прочитала, – а они все под потолком трепыхаются.Так стало жалко бабушке херувимов. И говорит – какому поближе:– Да ты бы, батюшка, присел бы, отдохнул. Уморился, поди, летать-то.А херувим сверху ей, жа-алостно:– И рад бы, бабушка, посидеть, да не на чем!И верно: головка да крылышки – все существо ихнее. Такая уж их судьба херувимская: сесть нельзя.В нелепом сне над старой бабкой Россией трепыхаются херувимы. Уж умотались крылышки, глянут вниз: посидеть бы. А внизу страшно: штыки – и взираются херувимы вверх со всего маху.– Упразднить законы – вопче.Уж под самым потолком трепыхаются, уж некуда дальше, а надо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9