— Жизнь стала бы совершенно иной, если бы исполнились все человеческие желания, — сурово сказал он, теребя ее золотые волосы. — Исчезли бы все проблемы. Я должен был приехать.Его наслаждение было так интенсивно, что она не могла помешать своему телу раствориться в его теле. Ее руки конвульсивно обхватили его шею, а рот обжигал огнем.Он знал страсть, но такую — никогда. Ее голод и лихорадочное безумие были не меньше, чем у него. Она спустила с привязи все его силы, всю его мужественность. В его жизни были другие женщины — она заставила его забыть их всех. Когда она высвободилась, они оба испытали боль. Ее голос дрожал:— Остановись. Пожалуйста… Ты должен… Он опустил руки, сжал их в кулаки. Глубоко вздохнул.— Все, что вы говорите, не правда, — шептала она. — Зачем я уступаю, хотя презираю вас?Его мрачный смех наполнил зловещую темноту ночи. Он пригладил свои волосы, спутанные ее руками.— Вы действительно думаете, что сможете одурачить меня? — вскричала она. — Будто бы я не знаю, что вам нужно!Он воззрился на нее в страхе. Неужели она догадалась, кто он?— Я лишь играла с вами сегодня, — промолвила она, — чтобы посмотреть, как далеко вы зайдете в своей грязной игре.— Вам следовало знать, что я дойду до конца.— Негодяй!— Мир уже установил данный факт, — согласился он. Но его руки снова сжались в кулаки.— Играть на любви детей — чтобы затащить меня в постель?!Она умолкла. Он взирал на нее в изумлении, раскрыв рот.— И это — все? Вы хотите сказать, что действительно не знаете…Ее лицо побелело от гнева. Он почувствовал слабость и облегчение одновременно: она еще не узнала его!— Ты не права, дорогая, — мягко закончил он.— Тогда что означает ваш поцелуй?— Приди ко мне — любой ночью, и я дам тебе урок биологии. Очень простой: ты хочешь меня и я хочу тебя.— Ты мошенник.— Забавнее спать с мошенником, чем со святым.— Этого никогда не будет.— Будет — и скорее, чем ты думаешь.— Нет!Его губы скривились в горькую, всезнающую улыбку.— Отстаньте от меня и моих детей! Его глаза метнули стрелы в ее глаза, но все же он промолчал. И лишь когда она отвернулась и спотыкаясь поспешила к дому, он поклялся ей низким, едва слышным голосом:— Не получится, леди.Даллас вбежала в ванную и заперлась там. Наполнила ванну горячей водой — чтобы дети не услышали ее рыданий и чтобы пар затуманил зеркало — тогда она не сможет увидеть свое лицо. Даллас рыдала от ненависти к себе.Годами она мучилась, стараясь искупить свой грех, ходила в церковь каждое — нет, почти каждое — воскресенье, заточила себя в университетском городке, встречалась только с надежными мужчинами, но по-прежнему оставалась распутной женщиной с опасными саморазрушающими порывами. Почему она не в силах измениться?С той минуты, когда Даллас по ошибке оказалась на яхте Чанса, она погибла, и знала это.О, как потрясающе красив он был! Он сразу почувствовал ее голод по его сильному загоревшему телу, голод, усиленный чудовищно долгими годами самобичевания и безбрачия. Полуголый, обернутый лишь полотенцем, с обнаженной грудью и мускулистыми плечами, он был грозным и мужественным гигантом. Его каштановые волосы слишком длинны и неаккуратны. Его карие глаза под темными бровями, его прямой, почти орлиный нос, высокие скулы и жесткие линии челюстей — все в нем изумительно симметрично.Чане прекрасен даже в этих нелепых интеллигентских очках, вовсе не подходящих ему. И он знает это. Вероятно, за всю свою жизнь он не прочел ни одной книги — не возникало надобности. Он такой земной и прямой! Даллас была лучшей студенткой на курсе.Он все вернул — страдания и боль сердца. Чане вторгся в жизнь их всех. Зачем он приехал? Почему не уезжает? Охотник, подстерегающий ее. Ей нужно побеспокоиться о детях и ресторане, а вместо этого ее поглотили мысли о Чансе.Спустя несколько часов она вползла в постель и тотчас уснула. Ей опять приснился тот же кошмар. Как всегда, она стояла в нереальном, белом больничном коридоре. Плакал ребенок, которого уносили прочь, а она бежала за ним. Но его плач все слабел и слабел. Потом наступило молчание, подобное смерти. Она проснулась. Ее сердце колотилось от ужаса.Кондиционер обдал ее ледяным воздухом. Она долго смотрела на свои голые руки, мерцающие в лунном свете. Горькая память вновь возвратила страшный сон. Она устало взъерошила свои волосы. Потом встала, надела халат и осторожно перешагнула через спящих детей.Почему она не может ничего забыть? Ведь они обещали ей, что она забудет. Даллас включила внизу свет, но привычный беспорядок в кухне напоминал тюрьму. Она снова выключила свет и шагнула в ночь.Луна низко висела над водой, когда Даллас шла от ресторана к пляжу. Вода мерцала, как черное зеркало. Теплый ночной воздух был спертым и влажным. Ее ноги утопали в мягком сыром песке.Она отбросила со лба волосы и взглянула за горизонт. Затем села на бревно, которое волной выбросило на берег, и скорчилась, прижав колени к груди.И тут из темноты раздался ровный мужской голос, который придал ей силы.— Итак, вас тоже подняли с постели привидения, — очень мягко проговорил Кристофер.Она посмотрела на него и почувствовала, что он ее понимает.— Я пришла сюда вовсе не затем, чтобы искать вас, если вы имеете в виду это.— Нет, я не имел этого в виду.— Не подходите ближе, — прошептала она. — Не прикасайтесь ко мне.— Хорошо. — Он поднял руки, показывая, что безопасен для нее. — Не возражаете, если злой большой волк присядет? — Он детально продумал манеру изъясняться.Даллас согласилась: выражение его лица было добрым. Она показала ему на дальний конец бревна:— Нет, если вы сядете там.— Вы очень добры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49