– Вы никак спите, сержант? Впрочем, тысяча извинений, разве может спать славная лондонская полиция в столь напряженный час, когда на улицы нашего города, скорее напоминающего каменные джунгли, выходят… Кто там выходит, Гарри? Есть какой-нибудь улов?
– Привет, Дейв. Спасибо хоть ты обозвался, а то скукота смертная! – включился в разговор сержант.
– Что неужели снова в твое дежурство покой и тишина? Где перестрелки, где погони, где, наконец, леди и джентльмены, имеющие привычку именно в такие мрачные часы лишать жизни своих мужей, любовников, богатых тетушек или дядюшек! Послушай, Гарри, придумай что-нибудь, ты умница! Я не могу являться к шефу без какой-нибудь грязи, он и так зол, что его второй раз за неделю сунули на ночное дежурство, а тут еще я, бездельник. Неужто таки ничего?
– Чтоб мне провалиться на этом месте, Дейв! – Сержант был мягок и робок, как ягненок. – Разве я виноват?
– Это твои заботы, Гарри, – с железом в голосе оповестил несчастного стража порядка невидимый журналист (я уже догадался, что голос принадлежал не всевышнему, а ночному репортеру, вылавливавшему сенсацию, способную увидеть свет завтра утром). – У нас с тобой договор о сотрудничестве, а не полис на безбедное существование за мой счет, усеки это, сержант!
– Послушай, Дейв, не знаю, тут скорее какая-то липа, но явился с час назад один тип. – Сержант огорченно, как мне почудилось, вздохнул, еще раз окидывая меня взглядом. – Похож на одного их тех, что балдеют по ночам на скамейках в Гайд-парке… морда небритая, несет от него как от помойки…
– Ты мне мозги не пудрь, мама еще в пеленках стряхнула пыль с моих ушей и сказала, что нечего в этом мире прикидываться дурачком! Сам нюхай своего алика! Бывай!
– Погоди, Дейв, я ведь про самое смешное не успел, ты слышишь?
– Ну, быстрее, чем это он тебя рассмешил?
– Этот тип утверждает, что он – русский журналист, и его якобы выкрали полтора месяца тому назад (так, значит, они продержали меня полтора месяца? Полтора месяца? А как же Натали, как она прожила это время?!).
– Чего-чего? Ты не рехнулся, Гарри? Как его зовут, он сказал?
– Будто бы… сейчас гляну. – Сержант нажал кнопку компьютера и по слогам прочел – Олех Ро-ман-ко… Романко… А что?
– Он у тебя?
– Сидит передо мной и глядит на меня волком.
– Мистер Романко, мистер Олех Романко, вы слышите? Меня зовут Дейв Дональдсон, я из «Дейли таймс», скажите, что вы слышите меня и вы действительно советский журналист, исчезнувший из гостиницы «Вандербилд» полтора месяца назад?
Сержант обалдело уставился на меня.
– Вы слышите меня, мистер Олех Романко? – В голосе репортера слышалась знакомая мне дрожь, возникающая в тебе, когда ты нападаешь на что-то из ряда вон выходящее и начинаешь чувствовать себя гончаком, учуявшим дичь. Это профессиональное качество, оно или есть, или его не дал человеку бог, и тогда ему лучше бросать журналистику или… или переходить на составление передовых статей.
Сержант жестом пригласил меня к себе за дубовую стойку, к микрофону.
– Я слышу вас, мистер Дональдсон. Я действительно советский журналист.
– Как вы здесь оказались? – Дейв уже начал добывать информацию, но мне было не до его волнений, тем паче свидание с местной прессой меня пока совершенно не устраивало, и я жаждал лишь одного – созвониться с советским посольством и оказаться под его спасительной крышей. Я отнюдь не был уверен, что не откроются двери, не ворвутся Келли с Питером или еще с кем из их команды. Кэт, наверняка, выложила все, как оно было, и они могли вычислить ближайший участок, куда я забрел.
– Ушел, вернее, сбежал…
– Мистер Олех Романко, я вас прошу, нет, я вас умоляю, как коллегу, как товарища по профессии, просто как человека! – Он нес какую-то чепуху, но по звукам, доносившимся из динамика, можно было догадаться, что парень рассовывает по карманам диктофон, блокнот, ручку, словом, собирается на ходу. Тут же я усек, как он крикнул кому-то: «Мне триста, да, да, триста строк! Можешь задерживать номер, я отвечаю! Это пойдет на весь мир! Нет, не рехнулся, если говорю, значит, знаю, что делаю! Да пошел ты к… со своими сентенциями!»
Он влетел в участок – без шляпы и плаща, хотя на улице было далеко не жарко, если не сказать, что дождь скорее напоминал растаявший снег, – в кожаной распахнутой куртке, в потертых вельветовых джинсах, с мокрыми вьющимися черными волосами. Ему было лет 26 – 28, а то и меньше, но коренаст, длиннорук. Мне показалось, что ему не чужд спортзал, и это расположило меня к репортеру. Я признаю первое впечатление, оно редко когда обманывало.
Дейв Дональдсон менее всего смахивал на дешевку, прохиндея, готового мать родную продать ради сенсации, ради собственного имени под материалом в газете. Это был журналист, это был фанат, для которого нет дела в жизни важнее, чем быть на финише первым, – не ради славы, не из-за денег, а ради того, чтоб сказать самому себе: «А ты кое-что можешь, парень!»
– Дейв Дональдсон! Мистер Олех Романко? – И не удержался, рассмеялся, но не обидно, а скорее сочувственно, поддерживающе:
– Ну и видик у вас, мистер Олех Романко! Ну, да видик это дело наживное, главное – вы живы. Поздравляю вас! – Этой фразой он окончательно покорил меня.
– Олег Романько. – Я крепко пожал протянутую мне руку. – Хорошо, я расскажу вам, но прежде…
– Если речь об авторских правах, вы можете на меня положиться. Каждое ваше слово – ваше, даже если оно будет напечатано в «Дейли тайм».
– Не от том речь, я попрошу сказать сержанту, чтоб связался с советским посольством…
– Ты все слышал, Гарри?
– Слышал? Конечно, он это уже сто раз повторял!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90