- вопросом на вопрос ответил я.
Мэтт задумался, но ненадолго.
- Я бы не приехал. Стопроцентно! А вы, русские, советские, должны
были приехать. Погодите, погодите, - заспешил он, видя, что я собрался
возразить, - разве не подобные страхи пророчили вашим спортсменам в 1980
году? Разве не пошли те двое из диспетчерской службы в нью-йоркском
аэропорту на преступление, намеренно испортив компьютер, когда ваш самолет
заходил на посадку? Это уже были не слова - дела! И тем не менее вы
приехали, и это было триумфом для всех здравомыслящих американцев. Нам не
всегда легко понять друг друга из-за океана, а предубеждения накапливались
десятками лет, и в том повинны обе стороны, и в этом деле святых нет ни у
вас, ни у нас, согласитесь!
- ...Вот видите, вы приехали тогда в Лейк-Плэсид и ничего дурного с
вами не случилось, - продолжал Мэтт.
- То были другие времена, - почему-то уперся я, и это дурацкое
упрямство - я ведь разделял его точку зрения! - разозлило меня. "Черт
возьми, как мы еще задавлены этими стереотипами "единого" мышления,
вырабатываемого - нам же всем во вред - десятилетиями и считающегося чуть
ли не высшим достижением нашего общества! - подумал я. - Обособленность
только и способна привести к косности и процветанию бездарей, ведь так
легко оправдывать наши собственные просчеты и недостатки опасностью
внешнего влияния. Да мы ведь только выигрываем - и каждый из нас лично, и
общество в целом, - когда имеем возможность общаться с людьми из другого
мира и таким образом яснее видеть наши ошибки и недостатки. Но кому-то
было выгодно, чтоб мы не поехали в Лос-Анджелес... Ну, уж врагам
олимпийского движения из США - это стопроцентно".
- Своим отказом, мистер Олех, - точно читая мои мысли, сказал Мэтт, -
вы отбросили олимпийское движение далеко-далеко назад и позволили
захватить обширные плацдармы силам, которым не место на Играх, увы...
- Да, Мэтт, как это не трудно признавать... - с облегчением сказал я.
Тут дверь кабинета без стука широко распахнулась, и полицейский в
короткой меховой куртке со стальной бляхой "полиция штата Нью-Йорк" на
груди, в широкополой ковбойской шляпе вломился в комнату. Еще с порога он
утвердительно спросил, глядя на меня в упор:
- Мистер Олех Романько? Вы мне нужны...

11
Первым пришел в себя Мэтт. Он резко, едва не опрокинув тяжелейшее
кресло, вскочил. Лицо его еще более потемнело, он не спросил, а бросил
слова-камни в полицейского:
- В чем дело, сержант? Это - мой гость!
- Мистер Романько должен поехать со мной в "Золотую луну".
- Я еще раз спрашиваю: в чем дело, сержант?
Я видел, как напрягся Мэтт, как тяжело повисли набухшие кулаки, и
спросил полицейского, беря себя в руки, - первый шок прошел:
- Что случилось?
Мой тон и спокойствие подействовали и на сержанта, и на Мэтта
успокаивающе, и грозовая атмосфера стала разряжаться.
- Простите, мистер Олех Романько, но вы живете в пансионе "Золотая
луна", в комнате на втором этаже, ну, в той, что выходит на озеро?
- Верно, но все же...
- Тогда поспешим, по дороге я вам расскажу!
- Я с вами! - решительно заявил Мэтт, и я был благодарен этому
неразговорчивому, нелюдимому на первый взгляд, доброму человеку, так
решительно вставшему на мою защиту (а я-то принимал его за очередного
сторонника "жесткой линии" по отношению к моей стране!).
Сержант молча пожал плечами, и через минуту мы сидели в желто-красном
"форде" с включенной мигалкой на крыше. Слава богу, сержант не додумался
еще ринуться в путь с сиреной. Ехать тут было всего ничего, и спустя
минуту машина уже затормозила у пансиона. Дом оказался освещен, как
новогодняя елка, - свет горел во всех комнатах, даже наружный фонарь
бросал колеблющиеся блики на темную мостовую.
В холле - столпотворение: Серж Казанкини разъяренным тигром метался
из угла в угол, выпуская просто-таки паровозные клубы ароматного дыма,
швед замер, затих на кушетке напротив включенного, но приглушенного
телевизора, где стреляли и падали с лошадей парни с дикого Запада,
молоденький врач в белом халате держал за руку миссис Келли, что с
перевязанной головой, бледная как смерть безжизненно лежала на крошечном
диванчике, где едва могли усидеть двое.
Мне показалось, что она мертва, и сердце сжалось с такой болью, что я
невольно резко остановился, и Мэтт, шедший сзади, наткнулся на меня, чуть
не сбив с ног.
- Олех! - воскликнул Мэтт. - Вам плохо?
- Пустяки. Что с миссис Келли?
- Был обморок, теперь она спит, - обернулся ко мне сержант. - Еще бы
- на нее напали сзади...
- Напали? - Было от чего растеряться. Сколько б не слышал о
преступности, буквально парализующей жизнь этой великой страны, сколько б
примеров куда более страшных не видел ты на экранах телевизоров,
реальность все равно оказывается неожиданнее и прозаичнее. Но кому,
скажите на милость, понадобилось нападать на эту щуплую, сухонькую - дунь,
улетит! - старушку, что лежит теперь на кушетке, как восковая фигура из
музея мадам Тюссо?
- Верно, напали, и миссис Келли еще легко отделалась... Ее ударили
чем-то достаточно тяжелым, чтобы проломить голову, - словоохотливо
объяснил человек в штатском - в темно-красной нейлоновой куртке с
расстегнутой молнией и с густой копной седеющих вьющихся волос.
- Мистер Олех Романько ("Что за дурацкая привычка произносить сразу
имя и фамилию?!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85