Она присела и раскрыла ему объятия. Крепко прижав к себе сына, Сэнди, должно быть, шмыгнула носом, потому что Джимми вскинул голову. Темно-карие, как у отца, глаза смотрели ей в лицо, но выражение их было совсем иное – любящее, теплое, встревоженное, в то время как у Уго…
– Ты правда не простудилась? – спросил он.
– Джимми, – твердо произнесла Сэнди, – я в полном порядке, и давай оставим это, ладно?
Это было произнесено безапелляционным материнским тоном. Несколько мгновений мальчик продолжал изучать ее взглядом, потом кивнул.
– Пойду отнесу портфель.
Очередной маленький кризис удалось предотвратить, вздохнув, подумала Сэнди. С тех пор как умер Эдвард, Джимми жил в постоянной боязни того, что она может последовать за ним. Каждый чих, каждое оханье заставляло его трястись от страха.
Они рассмотрели рисунок, немного подправили его, поужинали, посмотрели телевизор и поднялись наверх, где Джимми поплескался в ванной, прежде чем свернуться клубочком в постели и послушать сказку на ночь. В восемь часов он уже спал, и Сэнди спустилась вниз.
Весь следующий час, ожидая звонка от Саймона, она старалась занять себя обычными домашними делами. У них была экономка. Но после смерти Эдварда она решила уйти на покой, а нанимать новую было вроде бы ни к чему: заботиться теперь приходилось только о двоих. Но дом был большой, слишком большой. Особняк с террасой, пятью спальнями и четырьмя комнатами для гостей заслуживал многочисленного шумного семейства, а не двух человек, которые, казалось, попали сюда по ошибке.
Сэнди не хватало Эдварда, не хватало экономки Мэрион… да просто не хватало живого человеческого существа, которое можно было найти, открыв пару дверей, когда чувствуешь себя одинокой. Как, например, сейчас, призналась она себе, обнаружив, что стоит в гостиной, глядя в одну точку.
Досужие сожаления, отмахнулась Сэнди и уж было направилась наверх, чтобы, приняв горячую ванну, хотя бы отчасти снять напряжение, когда звук затормозившей перед домом машины достиг ее слуха. Ступая отяжелевшими вдруг ногами, она подошла к окну и приподняла край занавески. Как только Сэнди увидела стоящий у ворот низкий длинный черный автомобиль, она поняла, что долгому тревожному ожиданию пришел конец.
Уго вылез из машины и, закрыв дверцу, повернулся, чтобы рассмотреть дом. Добротный кирпичный фасад особняка украшали два эркера и множество больших окон. Возможно, за одним из них спальня моего сына, подумал Уго.
Даже мысленно произнося это слово – «сын», он чувствовал, как все внутри у него сжимается.
Уго заметил, как приподнялась занавеска на одном из окон первого этажа, и его словно обдало порывом ледяного ветра.
Зловещее предзнаменование? – спросил он себя и вынужден был признать, что это вполне вероятно. Перед ним стояла нелегкая задача. Уго по-прежнему пребывал в состоянии глубокого потрясения, а Саймон советовал ему держаться подальше от Сэнди до тех пор, пока он не обретет душевного равновесия. Но посторонний человек даже отдаленно не может представить, что он чувствует в настоящий момент.
Весь день он провел с Саймоном Блейком, охватываемый поочередно то яростным негодованием, направленным исключительно на Сэнди, то щемяще-тревожным чувством, вызванным тем, чего он едва не лишил себя сегодня.
Занавеска на окне снова приподнялась. Прежде чем она вернулась на место, Уго успел заметить лицо Сэнди. Итак, она видела его. Теперь ему придется войти. Неужели он действительно считал, что так и уедет, не сделав того, что намеревался сделать?
Уго это не знал, теперь он ни в чем не был уверен. Полчаса назад он мерил шагами свой кабинет, а теперь стоял здесь и даже не помнил, что произошло между этими двумя моментами. Он считал себя сдержанным человеком и гордился этим. Но сдержанность окончательно покинула его. Говорят, гордыня предшествует падению. Что ж, он падает, и неудержимо, с того самого момента, как увидел отпечатанное на листе бумаги в окружении юридических формулировок имя – Джеймс Пол Бартоломью Медфорд.
Джеймсом звали отца Сэнди. Но Пол Бартоломью – это английский вариант составных его имени – Уго Паоло Бартоломео Ферри.
С трудом проглотив застрявший в горле комок, он подошел к воротам. Калитка со скрежетом открылась внутрь. Войдя в нее, Уго заметил мелькнувшую за застекленной дверью фигуру и понял, что Сэнди спешит открыть ему.
Только не трогай звонок! – мысленно взмолилась Сэнди, совершая последний рывок к дверям, чтобы успеть до того, как дребезжащая трель наполнит весь дом и разбудит Джимми.
Это было похоже на ночной кошмар, в котором открываешь дверь и обнаруживаешь за ней средоточие всех темных сил, какие только можешь себе вообразить. Большой и широкий, одетый во все черное Уго, как огромная тень, заслонил собой свет уличных фонарей.
Он поверил. Об этом свидетельствовали каждая черта его заострившегося лица, ходившие на скулах желваки, вся застывшая фигура.
– Пригласи меня войти, – бесцветным тоном произнес Уго.
Сэнди попыталась унять безумное сердцебиение.
– Уже поздно. – Она трусливо избрала самый легкий путь. – Я к-как раз собиралась лечь спать. П-почему бы тебе не прийти завтра, и тогда мы…
– Пригласи меня войти, Сэнди, – настойчиво повторил он.
– Чтобы ты смог снова оскорблять меня?
– Возможно. – Уго поморщился. – Я не знаю, что сделаю. Я потрясен, – признался он.
Сэнди это видела.
– Тем больше причин прийти завтра, когда… Его глаза внезапно вспыхнули. Это было единственным предупреждением, после чего сильные руки подхватили ее и внесли в холл, а затем в гостиную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49