Но, оказавшись внутри и закрыв дверь, передумала, открыла краны и погрузилась в теплую ароматную воду. Джессика закрыла глаза и заставила себя расслабиться. Она прекрасно понимала, что просто тянет время. Потому что, когда выйдет, ей придется разыскать Найджела и долго-долго извиняться за свои необдуманные, жестокие слова. А ей это никогда не удавалось.
Его суровое лицо с мукой в синих глазах встало перед ее внутренним взором и заставило содрогнуться. Желудок подскочил к горлу и мгновенно упал обратно.
— Давай-ка не начинай, — буркнула Джессика, — ты еще слишком мал, чтобы иметь собственное мнение. — И тут же поняла, с кем говорила, и снова вздрогнула, но уже по другой причине. — О Боже, — вздохнула она. — И что это только со мной творится?
Джессика взяла шампунь и начала энергично втирать его в волосы. Спустя минут пятнадцать, освеженная, благоухающая нежным розовым ароматом, одетая в длинный белый халат, она босиком пробралась в кухню. Ее до сих пор немного трясло, но тошнота отступила, зато на смену ей пришел зверский голод.
В кухне было темно, как и во всем доме. Найджела нигде не было видно, но сейчас это ее только порадовало. Она распахнула дверцу холодильника и заглянула внутрь. Гмм… ничто не вызывало у нее аппетита. Да и что вообще ей можно теперь есть? Как насчет молока? А сыра?
А яиц? Можно ли ей есть колбасу и пить пиво?
Неизвестно. Ей вообще ничего не известно о том, как быть беременной.
Джессика вздохнула и отказалась от мысли найти что-то абсолютно безопасное в ее положении. Выключив свет, она вышла из кухни и вернулась в малую гостиную, где начался ее сегодняшний вечер. С тех пор там многое изменилось: бутылки и осколки бокала исчезли, а письма были сложены аккуратной стопкой на краю журнального столика.
Она инстинктивно ощутила присутствие Найджела и повернулась к большому окну, выходящему в сад. Да, он стоял там и выглядел таким одиноким и потерянным, что у нее сердце рванулось из груди.
— Прости, — начала Джессика, подходя к нему сзади. — Я не хотела… правда, не хотела обвинять тебя. Просто я…
— Испугалась, — любезно подсказал он, но не повернулся и не посмотрел на нее.
Она пережила приступ отчаяния, густо перемешанного с раскаянием, и поняла, что должна сделать все возможное и невозможное, чтобы заставить его забыть жестокие слова. Только тогда она сможет жить в мире с собой.
Найджел смотрел на ее отражение в оконном стекле. До чего же она хороша в этом длинном белом халате, с собранными на макушке пышными волосами, такая чистая, свежая и все же такая хрупкая…
Беременна. Беременна его ребенком. Ему хотелось повернуться к ней, заключить в объятия и заверить, что он позаботится о том, чтобы с ней все было в порядке. Что ей нечего бояться.
Ему хотелось подхватить ее на руки и отнести обратно в постель и показать ей, как много она для него значит…
Но можно ли теперь? Безопасно ли сейчас заниматься любовью в таком ее деликатном состоянии?
Можно ли вообще ей иметь этого ребенка?
Возбуждение оставило его, сменившись угрызениями совести и горьким-прегорьким раскаянием. Джессика была не повинна в том преступлении, в котором он обвинил ее. И жила три года с сознанием несправедливости этого обвинения. И вышла за него замуж, зная, что он не верит в ее невиновность. Почему она пошла на это? Что заставило эту потрясающую красавицу забыть о себе не однажды, а дважды и отдать свою жизнь ему на утеху?
Когда Джессика неслышно подкрадывалась сзади, он внутренне собрался, приготовился к тому, что его ждет. И вот ее нежные чувственные руки обхватили его за талию, высокая грудь прижалась к его спине, потом и ее бархатистая щека. Он закрыл глаза и отдался упоительному ощущению.
— Я проголодалась, — прошептала Джессика, — а в холодильнике ничего нет.
— Если бы ты вернулась завтра, как и собиралась, он был бы полон, — заметил Найджел, мгновенно вернувшись к действительности.
Снова последовало молчание. Он почувствовал, как Джессика замерла, потом принялась осторожно поглаживать его грудь кончиками пальцев.
— Ну ладно, настоящий мужчина уже давно бы перестал злиться и простил меня, — прошептала Джессика.
Настоящий мужчина не стал бы стоять спиной, чтобы не дать ей заметить своего возбуждения. Настоящий мужчина поднял бы ее на руки, отнес на кровать и сказал бы, как сильно ее любит — и не стал бы при этом набрасываться на нее. Но он упустил свой шанс произнести заветные слова, упустил вчера вечером.
Тогда они бы значили все, потому что он еще не знал того, что знает сейчас.
А теперь? Что ему делать теперь? Схватить ее, швырнуть на диван и исполнить первоначальное намерение, уступив бешеному желанию? Или сыграть в настоящего мужчину, выговорить чертовы слова и посмотреть, что будет дальше?
Джессика стояла, прижавшись грудью к его широкой спине, и слушала, как колотится его сердце. Она ждала хоть слова, хоть жеста, хоть чего-нибудь, но Найджел молчал и не шевелился. Это было жестоко! Он отвергал ее раскаяние! Что же ей делать теперь?
Она уронила руки и отступила на шаг. Подождала. Ничего.
Найджел понял, что слишком долго не отзывается на ее молчаливый призыв, в ту минуту, когда она сделала второй шаг назад. Когда он повернулся, она уже была в дверях.
— Подожди! — поспешно воскликнул он. Я как раз собирался предложить тебе поехать в ресторан!
— Не надо, я сделаю себе сандвич, — бросила через плечо Джессика.
— Черт побери, не будь такой упрямой! рявкнул Найджел. — Не хочешь в ресторан, скажи, что будешь есть, и я закажу на дом.
Джессика наконец остановилась, повернулась и обнаружила, что он решился-таки взглянуть на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45