Я был склонен задуматься над последствиями, но ты поспешила меня осадить. – Джеймс впился в нее взглядом. – Я не единственный, кто не увлечен. Помнишь, что ты сказала, Мелоди? Не надо, мол, выдумывать что-то из ничего. Мы, мол, с тобой ни о чем не договаривались. Или нечто в этом роде.
– Помню, – ответила она резко. Джеймс преодолел последние несколько дюймов, разделявшие их, и взял ее лицо в ладони.
– И ты. разумеется, продумала каждое слово. Она безмолвно кивнула и закрыла глаза, с ужасом замечая, как ее гнев улегся и превратился в сожаление.
Не имеет смысла да и слишком поздно было бы утверждать иное. Он ясно дал понять, что не заинтересован в брачном союзе, хотя находит Мелоди желанной. Она же теперь знала, что не относится к тому типу женщин, которые удовлетворились бы жалкими крохами. Джеймса можно было бы заставить пойти на такой союз – и затем питаться его подаянием всю жизнь. Таких, как Мелоди, подобный вариант не устраивает. Ее девиз – все или ничего!
Мелоди чувствовала на губах его дыхание и знала: достаточно ей пошевелиться, и Джеймс прильнет к ней губами. Однако ей было ясно, что сейчас нельзя допускать поцелуев. Это было бы ошибкой. Но секунды уходили, Джеймс не делал попыток воспользоваться случаем, и Мелоди испытала разочарование, а вместе с ним – боль…
Ночь была полна голосов: прогудел морской паром, отваливая от пирса, – он уходил в рейс через пролив, волны били в мол, тихие звуки радио донеслись из проехавшей мимо машины. Однако все это заглушалось взволнованным тяжелым биением ее сердца.
Мелоди уже готова была вырваться и избавиться от гнетущего очарования, когда Джеймс заговорил.
– Посмотри на меня, Мелоди. Ничто не сдвинется с места, если ты не сделаешь следующий шаг. Захваченная врасплох его словами, она повиновалась – взглянула на Джеймса.
– Это уже лучше, – сказал он и преодолел разделявшее их микроскопическое пространство. Теперь последовал поцелуй, и Мелоди нашла, что он стоил любой цены, какую бы ей ни пришлось платить. Джеймс нежно держал ее лицо в ладонях, как истинный любовник. Его рот уговаривал, поддразнивал и соблазнял с такой убедительностью, что Мелоди не знала, откуда она берет силу, чтобы устоять на ногах.
Он разжег в ней невероятную страсть, и Мелоди охватила его за шею руками, прижалась к нему. Она была совершенно бессильна сдержать легкий стон наслаждения. Все ярко сверкающие звезды, что еще секунду назад прочно стояли на якоре в небесном океане, вдруг закрутились в колесе забвения. Глаза Мелоди вновь закрылись, ослепленные этим звездным светом, и вся она до последней косточки, до последнего мускула, до последнего малейшего очажка сопротивления растворилась в закручивающейся на гребне, гигантской волне экстаза.
Джеймс нигде больше не касался Мелоди. В этом не было нужды. Он все выразил языком и губами, воспламенил ее всю, затемнив сознание и убедив смотреть на острые углы жизненных проблем сквозь розовые очки. Неужели может быть правдой, что она значит для Джеймса больше, чем он готов признать?
Должно быть, интуиция подсказала ему, какой оборот принимают ее мысли, потому что он отстранился, но не резким движением, а понемногу, с медленной, рассчитанной жестокостью.
Мелоди не могла вынести утрату, потерю его мощного тепла, сладкого и дикого вкуса его рта. У нее снова вырвался стон. Она прильнула к нему сильнее, запустив пальцы в волосы и цепляясь за него отчаянно, как за жизнь. Но ей не было дано удержать Джеймса. Он преспокойно высвободился, и холодный зимний воздух обнял ее как бы вместо него, остудил губы и горло, наполнил сердце льдом.
И хотя луны не было, свет, лившийся из окон коттеджа, позволял Мелоди видеть его лицо. Кто бы мог подумать, что эти сурово сжатые, неулыбчивые губы способны выражать нежность и страсть? Однако как бы этот поцелуй ни воздействовал на Мелоди, он раздул и те угли, что тлели в душе у Джеймса.
– Никаких договоров, да? – издевался он.
Она не осмелилась отвечать, боясь, что голос сорвется и выдаст ее. К ее ужасу глаза наполнились слезами, губы задрожали. С единственным намерением избавить его от неприятного зрелища, когда она будет выглядеть полной идиоткой, Мелоди отшатнулась от Джеймса. Однако она не успела, очевидно, спрятать сверкнувшие слезы.
Рука его вытянулась и задержала Мелоди.
– Скажи мне, что я прав, – настаивал он, и неожиданно его голос утратил настойчивость. – Подтверди, что ты достаточно практична, чтобы не верить, будто такое поверхностное взаимное влечение, как между нами, может перерасти во что-то более глубокое. – По ее лицу сбежала одинокая слеза – Мелоди, – забормотал он торопливо, – я не понимаю, как ты можешь вводить себя в заблуждение, считая, будто из нас получится хорошая пара!
– Конечно, ты не понимаешь, – заплакала она. – Ты слеп и не видишь очевидное, уж не говоря о том, чтобы подумать и заглянуть в голову и сердце другого человека да узнать, что там происходит.
– Я не слеп, – возразил он. – Я просто реалист.
– Реалист?
Дрожь в голосе Мелоди по мере того, как оживал ее гнев, уступила место чему-то похожему на смех.
– Забудь свои теории обо мне, точнее о нас, и осмотрись хорошенько вокруг себя, Джеймс. Подумай, что ты реально Видишь, когда снова войдешь в дверь этого жалкого маленького коттеджа…
– Для тебя он жалкий, может быть, но Сет называет его своим домом.
– И пока ты будешь там находиться, – продолжила Мелоди, набираясь сил от своего разгорающегося гнева, – посмотри на человека, которого ты называешь отцом, и задумайся над тем, какую жизнь он ведет. Ах, я забыла, ты же не называешь его отцом, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57