– Перестаньте, ребята! – вмешалась Кэрол. Она все-таки была взрослой девочкой, и теперь ей стало досадно, что так поздно все поняла. – Сколько же глупостей мы тут наговорили!
– Присоединяюсь, – угрюмо сказала мать.
Внезапно она почувствовала, как заныло сердце, обнажив рану, глубокую, как Большой Каньон. Бедные мои дети! – подумала она. На самом деле это вы никому, кроме меня, не нужны...
В дверь постучали, и женщина шестым чувством поняла, кто это. Кэрол, крикнув на бегу, чтобы мама не беспокоилась, помчалась открывать. Еще через несколько секунд она ввела на кухню Дика. Сердце Долли испуганно метнулось в груди; она сжала кулаки, призывая себя к твердости. За гостем, дружелюбно виляя хвостом, на кухню вошел Ральф. Из его пасти торчала осторожно сжатая между коренными зубами воскресная газета.
Долли стояла посреди кухни с кофейником в руках и смотрела на Дика. Непостижимый человек! В голубой рубашке и белоснежных брюках, отдохнувший и свежий, он выглядел так, будто ничего не случилось! И уж он-то точно не просыпался ни свет ни заря, мучимый мыслями об обретении и потере большой любви...
Долли поклялась себе опрокинуть кофейник на голову соседа, если он только посмеет пожаловаться на Ральфа. А что еще, кроме этого, могло привести его сюда? Ведь он добился от нее всего, чего хотел! И она сказала ему вчера все, что хотела... что должна была сказать. Или он совсем уж не принимает ее всерьез?! Долли сжала ручку кофейника и с наигранной живостью спросила:
– Кофе, Дик?
Он опустился на стул, небрежно откинулся на спинку и улыбнулся ей. Нет, все-таки что-то в нем изменилось: он улыбался по-новому – как близкий человек, как любовник, словно хотел напомнить о том, что они связаны теперь общей сладостной тайной. Щеки Долли залились краской. В памяти, словно выхваченные вспышкой молнии, замелькали картины: вот она лежит в его объятиях на широком ложе перед камином, изнемогая от сладострастия, вот они слились в бесконечном поцелуе, лаская друг друга с нарастающей страстью, приближая мгновение экстаза...
– Кофе? – переспросил Дик. Вскинув голову, он посмотрел на Долли с таким выражением, будто она спросила: что ты предпочитаешь—кофе, чай или меня? – Из твоих рук – что угодно, – добавил гость.
Долли достала из буфета чашку, поставила на стол и налила кофе. Мысленно она похвалила себя за то, что сумела перехватить инициативу и обезоружить его перед самым скандалом из-за газеты. Но тут, как назло, вмешался Клод:
– Я вижу, Ральф на этот раз с должным почтением отнесся к вашей газете?
Мать с трудом подавила в себе желание дать сыну хорошего шлепка. Но, к ее удивлению, все обошлось: Дик был настроен на редкость благодушно и с энтузиазмом ответил мальчику:
– Ральф просто молодчина! Трюк, которому ты меня научил, сработал на все сто! Тебе надо работать дрессировщиком, Клод: ты прекрасно понимаешь психику животных.
Долли с интересом посмотрела на сына. Ей очень хотелось узнать, в чем тут дело, но она боялась попасть в неловкое положение, задав неуместный вопрос. Наконец любопытство все же пересилило страх.
– Я заинтригована. Как ты заставил Ральфа принести газету?
Клод не успел ответить, зато Дик повел себя очень странно. Он отодвинул свой стул, задрал ногу так, что она оказалась прямо на уровне кончика носа Долли, и стал водить ею из стороны в сторону. Дама пришла в ужас, а Ральф не отводил завороженного взгляда от белоснежного отворота брюк гостя.
Долли даже испугалась:
– Что с тобой, Дик? Ты сошел с ума?
Но он в ответ весело рассмеялся.
– Весь секрет в том, что спрятано у меня за отворотом брюк! Там находится лакомство, вкуснее которого не найти на этом острове, – лучше любых собачьих бисквитов. И это была идея Клода.
Запустив два пальца за отворот, Дик достал оттуда какой-то кусочек и, положив его на ладонь, крикнул:
– Держи!
Собака положила газету на колени хозяину, а сама Долли подалась вперед, чтобы рассмотреть, что же это за лакомство. Дик разжал ладонь и с выражением триумфа на лице объявил:
– Это бекон!
Ральф понимающе посмотрел на дрессировщика и осторожно взял бекон с его ладони. Проглотив угощение, он старательно облизал ладонь шершавым языком.
– Мы с Ральфом довольно долго соревновались, – сообщил Дик, – кто из нас первым завладеет газетой. Увы, собаке это удавалось чаще.
Долли улыбнулась, представив себе эту сцену, которая, оказывается, разыгрывалась каждое утро: Дик опускается на одно колено и с недовольным видом глядит на лабрадора, который, ничего плохого за собой не чувствуя, весело машет хвостом с зажатой в зубах газетой.
– Клод видел мои мучения и как-то раз подсказал мне, что пес больше всего на свете любит копченую грудинку и за нее готов продать душу. С этого дня дела у меня пошли на лад. Когда Ральф первым хватал газету, я выманивал ее у пса с помощью лакомого кусочка. Затем я решил, что наши встречи у почтового пакета пора прекратить. Я объяснил собаке, что если она хочет получить угощение, то должна доставить газету прямо ко мне домой. И, представьте, Ральф оказался на редкость смышленым учеником... – Дик сделал паузу, многозначительно взглянув в глаза своей слушательнице. – Не то что некоторые, которых я мог бы назвать, но не буду, – те, что бегут от меня, точно трусливые кролики.
Долли приподняла брови и с недоумением посмотрела на гостя, очевидно совершенно не догадываясь, кого он имеет в виду.
– Итак, – продолжал Дик, – собачка оказалась умницей. Так приятно, когда газету тебе доставляют прямо к порогу! Особенно когда лень одеваться и выходить на улицу. И, наконец, самое приятное то, что Ральф не берет денег за доставку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55