– Шлемофон надень!
Команда прозвучала вовремя, еще чуть-чуть, и пулемету пришел бы конец. Из приемника торчал жалкий хвостик ленты, патронов на десять. Просто чудо, что «ствол» не потек гораздо раньше. Наверное, изготовлен был из особого жаропрочного металла, а вернее – ленту в коробку прежние владельцы заправили укороченную, из трех звеньев, а то и двух.
Пока Ляхов натягивал шлем и включался в ТПУ, Тарханов бросил транспортер вперед, на полном газу и второй передаче. Броневая машина прошла остатки ужасной толпы насквозь и теперь, развернувшись, металась по дороге, сгребала и отбрасывала еще двигающиеся тела в кюветы и на прилегающее плато. Полковник, вряд ли успев толком понять, что именно происходит, словно боевой робот, выполнял одну из заложенных в него программ. «Отражение внезапной атаки больших масс пехоты на огневую позицию».
Люди, романтически настроенные, эрудированные, но не слишком знакомые с сутью дела, считают, что стратегия и тактика – занятия по преимуществу творческие, и побеждают там гении комбинаторики. Ну, как Капабланка в шахматах. На самом же деле чаще выигрывает, условно выражаясь, Ласкер. Тот, кто наизусть подкоркой и спинным мозгом затвердил все партии, ранее сыгранные предшественниками, великими и не слишком. На десять ходов вперед знает, что делать в той или иной позиции, и двигает фигуры автоматически, не тратя мыслей и нервов попусту. И лишь когда настанет нужный момент, включает творческое мышление.
Для чего и заучивают в военных училищах и академиях Боевые Уставы и многотомный труд «Тактика в боевых примерах». Именно наизусть. Чтобы в условиях, когда думать некогда, не тратить время и силы на изобретение велосипеда.
Тарханов виртуозно работал рычагами и педалями, «Тайга» то бросалась вперед, то крутилась на месте, и Ляхову, которого швыряло силами инерции от борта к борту, и только вовремя надетый шлемофон спасал голову от травм, несовместимых с жизнью, казалось, что он слышит громкий хруст и треск костей, сочное чмоканье раздавливаемой плоти и вопли ужаса.
Что, конечно, было иллюзией. Семисотсильный дизель, разделяющий места командира и водителя, ревет так, что и попадание вражеского снаряда в броню можно угадать скорее по сотрясению корпуса, а уж услышать, что творится за бортом, совершенно нереально.
Сзади, через спинку сиденья, в отсек просунулась голова Розенцвейга, который уже совершенно ничего не понимал.
Ляхов пальцем указал ему на командирскую башенку с перископом кругового обзора и на висящую рядом гарнитуру переговорного устройства.
Закончилось все достаточно быстро. Стрелять уже было практически не в кого. Кем бы ни оказались нападавшие, что-то вроде разума или хотя бы инстинкта самосохранения, который даже муху заставляет улетать подальше от мухобойки, у них наличествовало, и та часть «войска», которая не попала под гусеницы и пулеметный огонь, осознав тщету своей акции, рассеялась во мраке за пределами досягаемости прожекторов.
– Н-ну, бля!.. – выдохнул Тарханов, задним ходом возвращая транспортер на исходную позицию. Заглушил дизель, стянул с головы шлем, вытер рукавом мокрое от пота, выбитого нервным напряжением, лицо.
– Н-ну, – повторил он, и хоть не служил на флоте, но выдал загиб, что и не всякий забор выдержит. – Это ж оно что получается? Не сбрехал чечен?
– Выходит, что так, – согласился не менее возбужденный Ляхов. – И страшные они, правду сказал, и что пистолетной пулей их вряд ли возьмешь. Лично я пробовать не стал…
– Он еще говорил – «тоже стреляли». Эти – не стреляли, – память у Тарханова была, похоже, абсолютная. Как и у самого Ляхова.
– Но кто они? – вмешался в разговор Розенцвейг, который успел увидеть в оптику не слишком много, однако для незабываемых впечатлений – достаточно.
– Будем разбираться, – ответил Вадим, понимая, что разбираться придется именно ему. – А вы девчат успокойте, ну и… По обстановке, значит.
– Только далеко от машины не отходи.
– Да уж воздержусь…
Отойти от транспортера дальше досягаемости светового луча не заставила бы его почти никакая сила на свете. Запрыгивая в «Тайгу», Ляхов бросил свое оружие снаружи, и сделано это было по обстановке правильно, но теперь вылезать наружу с голыми руками было неуютно.
Хорошо, в отсеке имелся настоящий штурмкарабин, немецкий «МП-44», под мощный промежуточный патрон, с подствольным гранатометом – оружие самообороны экипажа, а к нему укладка из шести ребристых магазинов и двух десятков осколочных и противотанковых гранат.
…Такого смрада Вадим давненько не ощущал. Запашок, сравнимый с тем, что присутствует при эксгумации солнечным августовским днем недавних братских могил. Не зная об аналогичном, но куда менее масштабном приключении коллеги Максима, Ляхов тоже был поражен фактом так называемого «ураганного гниения» вроде бы обычной человеческой плоти.
Пока еще не догадываясь ни о чем сверхъестественном, Вадим, на уровне мышления обычного человека, вообразил, будто действительно столкнулся с толпой беглецов из концлагеря или каких-то лечившихся в тайном госпитале палестинских или иных террористов. Соратников и соотечественников сержанта Гериева.
Ладно, раненых, битых, получивших плохую или вообще никакую медицинскую помощь. С похожими случаями ему приходилось знакомиться при изучении тридцатитомного «Опыта российской медицины в Мировой и последующих войнах», являвшегося чуть ли не библией для студентов медицинского военфака.
Однако сейчас…
Ладно, не будем фиксировать внимание неподготовленных читателей на неаппетитных деталях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23