- И вы все это умеете? - поразился Горошек.
- Каждый по-своему, - отвечал профессор. - Одни занимаются мелочами, другие - вопросами в масштабе целых Галактик. Горошек опустил голову.
- Да, - вздохнул он. - Что же мы такое по сравнению с вами? Но тут Мэда обняла его.
- Думай о другом, - сказала она.
- Нельзя ли узнать о чем? - неприязненно спросила Ика.
- О том, - сказала Мэда, и ее золотые глаза засияли прекраснее самой прекрасной звезды, - о том, чем вы с_т_а_н_е_т_е!
Именно в эту секунду лодка на воздушных волнах подплыла к огромному, уже знакомому нам Серебристому Шару.
Председатель встал. Все были очень серьезны. Наступила минута прощания.
Горошек и Ика побледнели. Надо было быстро проглотить слюну и несколько раз глубоко вздохнуть - хотя бы для того, чтобы не разреветься. Да и Мэда и Онео тоже на минуту зажмурились, а голос председателя заметно дрогнул.
- Счастливого пути, земляне! - сказал он. - Счастливого пути!
И тут Ика бросилась на шею Мэде.
Простились без слов.
Снова замкнулся за ребятами голубой коридор, снова миновали
они "проходимую" стену и побежали к нижнему окну знакомого зала.
Еще одно мгновение видно было лодку с четверкой вегов, золотые глаза Мэды, поднятую ладонь Онео.
А потом все исчезло. Серебристый Шар ринулся в звездную пропасть, к Земле, со скоростью, перед которой ничто время и пространство, - со скоростью мысли.
Веги смотрели в небо.
- Мне очень грустно, - шепнул Онео. Мэда наклонилась к нему.
- Мы еще встретим их, Онео, - сказала она. А председатель обратился к профессору.
- Профессор, - сказал он, - надо стереть в их памяти все следы пребывания здесь, а то их могли бы счесть обманщиками или, еще хуже, психически больными.
- Это предусмотрено, - кивнул головой профессор. Но тут Мэда схватила их за руки.
- Я прошу вас, - сказала она голосом, перед которым нельзя было устоять. - Очень прошу. Сотрите подробности, но пусть у них останется одно: хотя бы неопределенное, неясное, туманное воспоминание о красоте и необычайности пережитого. Пусть живет у них в душе это воспоминание, как сон, как живет в душе поэта предчувствие лучшего в жизни стихотворения!
- Да! - закричал Онео. - Да!
Председатель и профессор внимательно посмотрели на них.
Наконец председатель кивнул головой.
- Да будет так, - сказал он.
Они снова подняли глаза к небу. Небо с его миллиардами звезд было чистым и молчаливым.
Профессор Лалос указал на маленькую группу еле заметных, туманных огоньков.
- Там - Земля, - сказал он.
Гляди, уже десять минут восьмого, - сказал Горошек. Они сидели на широкой пустой поляне перед развалинами Казимежовского замка.
Небо искрилось звездами. Похолодало - вечерний сумрак сгущался все больше.
- Уже? - удивилась задумавшаяся Ика.
- Да-а-а, - протянул Горошек. - Засиделись мы, как... как... два зайца под межой. Что мы, собственно, делали?
- Как - что? Гуляли, развалины смотрели... В общем, ничего.
- Действительно.
- Но хорошо было!
Горошек кивнул головой:
- Очень хорошо.
- Знаешь что? - снова начала Ика.
- Что?
- Знаешь, наверно, это... - мечтательно заговорила она, наверно, это замечательно, ну, например... например, уметь сочинять стихи. Как это там? "Очей очарованье... приятна мне твоя прощальная краса... " Это, наверно, замечательно. Правда, Горошенька?
- Безусловно, - серьезно ответил он. Помолчали минутку. Потом Горошек встал:
- Нам пора.
И они пошли. Шли, ежеминутно поднимая глаза к бесконечно высокому небу.
- Вон там - туманность Ориона, - сказал Горошек.
- А я, а я, - шепнула Ика, - назвала бы ее, например... например, туманностью Мэды.
- Почему?
- Откуда я знаю? Потому что красиво.
- Действительно, красиво, - признался Горошек, остановившись. Он на минуту задумался, как человек, который безуспешно пытается припомнить свой сон.
И вдруг очнулся.
- О господи! - завопил он. - Ика, без двадцати восемь!
Тарелки стояли уже на столе, а на челе тетки Педагогики вырисовывалась первая, еще слабенькая морщинка, когда они вбежали на веранду ресторана.
- Без одной минуты восемь! - победоносно крикнул Горошек.
- Факт, - сказал Рыжий.
Лоб тетки Педагогики разгладился, а глаза ее при виде улыбки Рыжего заблестели. Да, ничего не попишешь, - в эту золотую и рыжую осень свою тетка действительно похорошела!
Ужин был, как говорится, первый класс. Но почему-то ни у кого, кроме Рыжего, не было аппетита. Тетка Педагогика несколько раз принималась пилить ребят, но Рыжий ей не позволил.
- Оставь их в покое, дорогая. Такая чудесная осень... Им не до еды. - И засмеялся: - Вид у вас, словно вы с неба свалились. И тут тетка Педагогика таинственно подняла палец:
- А у меня для вас сюрприз, - сказала она.
- Какой?
- Ну, какой?
- Те-е-етя!
- Те-е-етечка! - умильно запищали ребята.
Тетка еще ломалась, еще заставляла себя уговаривать, когда на веранду вошел, как всегда улыбающийся, любезный и небритый Жилец Первого Этажа.
- Добрый вечер всей милой компании, - сказал он. - Значит, поехали? Мой Капитан ждет.
- Капитан?! - завопили Ика с Горошком, выбегая на улицу.
Да, там был К_а_п_и_т_а_н. Он стоял спокойный, молчаливый, запыленный и хорошо отремонтированный. Стоял тут же у колодца. И ждал.
Сюрприз в том и состоял, что Жилец предложил отвезти в Варшаву всю компанию.
Это была отличная, прекрасная идея. Ведь в противном случае туристам пришлось бы трястись всю ночь в поезде. Теперь же обратный путь становился дополнительным удовольствием.
В девять выехали. Ика с Горошком и лирически молчаливая тетка - на заднем сиденье, Рыжий рядом с Жильцом - на переднем. Жилец гордился Капитаном и не скрывал этого.
- Он, конечно, старичок, - приговаривал он, - скрывать нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57