Шуточки насчет воскресного обеда ему не очень-то нравились, поэтому, дабы не спровоцировать новых замечаний подобного рода, он только сунул Ике под нос свои часы.
— Ну конечно, — пробормотала Ика, — уже двенадцать. У Пацулки часы в желудке. Каська, пошли на кухню. Позволь Альберту немного передохнуть.
Влодек после продолжавшейся добрых несколько минут внутренней борьбы принял поистине героическое решение.
— Я иду с вами, — сказал он Катажине. — Так уж и быть, почищу картошку.
— На каких условиях? — настороженно осведомилась Ика.
— Безо всяких условий, — проворковал Влодек и посмотрел прямо в Катажинины голубые глаза.
Неудивительно, что у Катажины подкосились коленки, и сердце радостно и тревожно забилось. Альберт промолчал, а сентиментальная душа Катажины распевала победный гимн.
— Ох, Влодек, — прошептала Катажина.
— О Боже! — воскликнула Ика. — Идете вы или нет?
Таким образом на веранде остались только Брошек с Пацулкой.
Шел мелкий нудный беспросветный дождик — настоящая морось. Водосточная труба на этот раз исполняла мелодию, поразительно похожую на храп Толстого. Ветер унялся, и лес молча затаился в сырой тишине, словно огромный равнодушный к дождю зверь.
Брошек, услышав монотонный напев трубы, поморщился. «Какой же я идиот, — подумал он. — И кто меня за язык тянул? Вкрасться с доверие к Толстому! Безнадежное дело, я только опозорюсь. Или схлопочу от подозреваемого по шее. И вообще ничего из этого не выйдет…»
— Эй, — сказал Пацулка.
Погруженный в свои мрачные мысли, Брошек его не услышал. Тогда Пацулка протянул руку и положил на стол перед ним измятый листок.
— Эй! — выразительно повторил он.
Брошек очнулся и склонился над клочком бумаги.
— Что это? — спросил он.
Пацулка ткнул в листок пальцем. Затем на веранде раздалось пыхтенье изнемогающего мопеда, вслед за чем баритоном зарычал мотор автомобиля.
Брошек все понял и покраснел от стыда.
— Кто там приехал? — послышался усталый голос Икиной мамы.
Над верандой со стуком распахнулось окошко.
— Если это опять Пацулка, — загремело сверху, — требую немедленно выкрутить из него свечи и припарковать под мостом.
— Хи-хи, — засмеялся Пацулка, а окно снова стукнуло — на этот раз закрываясь.
— Это в самом деле Пацулка? — тоскливо спросила Икина мама.
— Да, — сказал Брошек.
— Не давать ему больше бензина, — зевая, сказала мама.
— Есть не давать бензина! — завопил Брошек. И, хлопнув Пацулку по плечу, уже тише добавил: — С меня сто грамм ирисок, старик.
Пацулка протестующе замотал головой.
Брошек онемел от изумления: неужели Пацулка в приливе дружеских чувств готов отказаться от ирисок? Но Пацулка не замедлил внести в этот вопрос ясность.
— «Раковые шейки», — застенчиво шепнул он.
Брошек облегченно вздохнул.
— Идет, — сказал он. — И спасибо тебе — ты настоящий друг.
Пацулка действительно повел себя очень благородно. Ведь именно на Брошека была возложена обязанность записывать номера всех транспортных средств, а он напрочь об этом забыл. Ладно бы хоть не записал номер только направлявшегося в Вятрув автомобиля — это бы еще было простительно. Но номер мопеда! Позор!
К счастью, Пацулка ничего никогда не забывал, а стало быть, вспомнил и про обязанности Брошека.
— Я все думаю, — с искренним восхищением сказал Брошек, — что из тебя в конце концов вырастет? И никак не могу решить: гений или чудовище?
Пацулка улыбнулся и скромно потупился, однозначно давая понять, каково его мнение на этот счет.
— Пожалуй, ты прав, — с завистью вздохнул Брошек и задумался.
А Пацулка с чувством заслуженного удовлетворения погрузился в чтение книги. Брошек переписал в специально заведенный блокнот оба номера, затем составил довольно подробное описание внешности Толстого и Тонкого, а также бегло набросал портреты пассажиров автомобиля.
«На всякий случай», — подумал он.
Внезапно Пацулка оторвался от книги и насторожился.
— Ух, — сказал он.
Брошек проследил за его взглядом и обмер.
«Как это могло случиться? — лихорадочно соображал он. — Как и когда?»
А дело было в том, что Толстый, которому полагалось спать в сарае, издавая характерный протяжный храп, перемежающийся прерывистым свистом, неожиданно появился на опушке. Он стоял под мокрым кустом орешника с большой корзиной в руке. Из леса он вышел бесшумно — ни одна ветка не хрустнула. Затем, оглядевшись по сторонам и ни на секунду не задержавшись взглядом на доме и веранде — будто их вообще не существовало, — направился к своему сараю.
Брошек бросился в кухню.
— Каська! — воскликнул он строгим прокурорским тоном. — Ты хорошо смотрела за сараем?
— Да, — сказала Катажина.
— Тогда каким чудом Толстый сейчас возвращается из леса?
— Этого не может быть! — прошептала Катажина.
И, подбежав к окну, с изумлением уставилась на Толстого, который, подойдя к сараю, открыл скрипучую дверь и исчез за нею.
— Идиотка! — сказала себе Катажина голосом Альберта. — В сарае же есть окно, выходящее в лес. Идиотка, кретинка!
— Да ведь ничего не случилось, — неуверенно пробормотал Влодек.
— Конечно, — поддержал его Брошек, — ничего не случилось. Не волнуйся, Альберт. Я выпытаю у этого типа, что за чудеса он вытворяет.
— Чудес не бывает, — пробормотала безутешная Альберт и принялась растирать желтки для майонеза.
Брошек уныло побрел на веранду. Пообещать вытянуть у Толстого объяснение его странного поведения было несложно, но как это осуществить?
— Пацулка, — сказал он нерешительно. — Как, по-твоему, можно расколоть этого типа?
— Гм, — задумался Пацулка.
Тем временем Толстый вышел из сарая и стал устанавливать под свисающим краем крыши примус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76