– Ни в коей мере, государь. Для любого человека, кроме вас и меня, кристалл ничем не отличается от простого слитка стекла. Его осколок мал, как песчинка, она ничего не найдет.
– Это звучит обнадеживающе. Позаботьтесь, друг мой, чтобы злобная ведьма не прикончила ненароком этого Хрониста. Конечно, мне противно присутствие столь великого грешника в стенах резиденции короны, но государственная необходимость – прежде всего. Он нужен мне живым. Я бы хотел добавить – и невредимым, однако, понимаю, что и у твоей ловкости есть пределы.
– Я сделаю все, что в моих силах, государь. Однако не лучше ли попросту прикончить этого Адальберта? Женщине присуща сообразительность простеца – возможно, она права…
Гаген Справедливый встал и подошел к окну, скрывая приступ беспричинного гнева. Эти приступы в последние годы все чаще стали посещать безраздельного властителя Церена.
– Нет, – резко произнес он, помолчав. – Нет. Ты обязан доставить его живым. Ты умен, Людвиг, ты умен и талантлив, я обязан тебе многим, но ты не император. Твой хребет не знает, что такое тяжесть Империи. Иногда я просыпаюсь по ночам, волны молотом бьют в основание скалы Лангерташ, и мне страшно – ты понимаешь? Мне страшно, я боюсь, но не за себя. Я боюсь не выполнить предначертания моего отца Гизельгера. Хронист, преступен он или нет, безумен или в здравом уме – неважно, он все равно способен изменить облик Империи. Или, напротив, оградить от изменений. Так вот. Я хочу, чтобы изменения или их отсутствие свершались или не свершались по моей и только моей воле. Ты понимаешь меня, Людвиг?
– Да.
– Тогда действуй без промедленья. И пусть святые даруют тебе победу. Я, твой император, буду молиться за успех нашего дела. А сейчас нам следует расстаться – я устал.
Император не стал придерживаться этикета, он махнул рукой и вышел, не дожидаясь почтительного поклона советника.
Людвиг остался один. Он помедлил, собираясь с мыслями, а потом грустно покачал головой.
– Все течет, все изменяется, по воле императора или нет – какая нам, в сущности, разница? Меняется сам Гаген, и дай Господь, если в лучшую сторону.
Фон Фирхоф повернулся и вышел. Дождливый рассвет занимался за стрельчатым окном пустого кабинета императора.
Глава V
Сага о медведе
Хайни и Лакомка. Окрестности города Поэтера, Церенская Империя.
Нежно-голубое, цвета лучшей эмали небо накрыло окрестности, словно перевернутая миска, маслянистый диск солнца, казалось, таял в зените. Сыпучий песок дороги, обрамленный нежно-зеленой травкой, еще хранил почти сгладившиеся ямки следов – конских, ослиных и человеческих. Тишь знойного безветрия не нарушало ни единое дуновение, только в придорожных кустах надсадно кричала птица. Вдоль по дороге медленно брели двое путников, припорошенных пылью до самый бровей, один из них – белобрысый крепыш Хайни Ладер, жевал на ходу соломинку, второй – Рихард Лакомка, чернобородый верзила с изрядным брюшком, цепко озирал окрестности.
– Прощай, Нусбаум. Прощайте, неблагодарные нусбаумские толстосумы. Есть хочется, ежа бы съел. Вместе с колючками – буркнул он, с интересом прищурившись на светило.
Хайни нехотя отозвался:
– Дойдем до города – там и поедим.
Иволга на всякий случай перепорхнула подальше, в кустах испуганно затаился маленький ежик. Дорога пошла под уклон, лес кончился, уступая место широкому лугу. Серебряная река ласково обнимала поле, рассекая надвое город.
Город, судя по надписи над воротами, назывался Поэтер и разительно отличался от Нусбаума, аккуратная стена, не очень высокая, но в хорошем состоянии, окружала скопище опрятных домов. Город платил налог монастырю св. Регинвальда – белая громада монастырских построек высилась рядом.
Привратник городской стражи, по виду и акценту – из альвисов, остановил Ладера резким окриком, требуя пошлину за вход:
– Пошли вон, оборванцы. Безденежных пускать не велено.
Друзья попятились. Тонкий ручек более состоятельных пришельцев обогнул их, упрямо устремляясь в ворота.
– Пойдем отсюда, прогуляемся.
Они свернули в сторону и устало побрели вдоль стены. Через каждые сто шагов ее украшали аляповатые изображения Святого Треугольника. Кирпич местами осыпался.
– Может попробуем?..
Хайни поставил сапог в одну выбоину, нащупал другую и подтянулся на руках.
– Перелаз это не вход, за него пошлину не берут.
Он как следует устроился на гребне стены, ожидая, пока вскарабкается грузный Лакомка.
Города Империи не отличаются чистотой, но Поэтер в этом отношении оказался приятным исключением. Улицу, по которой шли бывшие наемники, только что подмели. Горбатый седой метельщик как раз заканчивал свою работу. Он остановился и с невежливым любопытством уставился на незнакомцев. Потом махнул рукой и вернулся к прерванной работе:
– Медвежатники…
– О чем это он? – поинтересовался Ладер.
– Сейчас узнаем… Эй, почтенный горожанин, на что ты намекаешь?
Смущенный метельщик измерил взглядом ширину лакомкиных плеч и ответил чуть более вежливо:
– Всем об этом рассказывать – дня не хватит. Сходите до монастыря св. Регинвальда, добрые люди, спросите брата Медардуса, а уж он вам объяснит. Может быть, и работу даст. – добавил горбун с двусмысленной улыбкой.
Улица дальним концом упиралась прямо в ворота монастыря. Над скопищем построек из белого кирпича возвышался остроконечный купол храма, крытый красной черепицей. Лысоватый, с горящими глазами, глубоко упрятанными под выпуклые надбровные дуги, брат Медардус встретил посетителей без особой приязни.
– Готовы ли вы послужить богоугодному делу, чада мои?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20