однако я остановил его на полувзгляде, и он предпочел не спорить. Час спустя, проехав Неаполь насквозь, я выскочил на дорогу. Мой новый деловой знакомый утверждал, что, начиная отсюда, я смогу преодолеть на воздушной подушке примерно семьдесят миль по бывшему морскому дну, до самой Греции. Про Крит он не знал ничего, но считал, что весь этот путь я проделаю, «не замочив ног».Это предсказание сбылось, и после дня пути в лучах закатного солнца показался Крит. Найдя укромный уголок бывшего пляжа под сенью скал, я спрятал машину и забылся сном до рассвета.Берег Крита был скалист и безжизнен. Восходящее солнце окрасило пейзаж в зловещие тона — здесь можно было писать картину ада. По узкой петляющей дорожке я дошел до населенного пункта, обозначенного на карте как г.Ханиа. На самом деле это была самая настоящая деревня: бедные лачуги лепились к каменистой дороге, уходящей штопором вверх по скале. Приостановившись, чтобы перевести дух, я взглянул вниз, и к немалому удивлению отчетливо увидел в долине современный город — с высокими домами. Широкими улицами и суетливыми горожанами. Все было цело, вплоть до церковных шпилей.Я вернулся к машине, завел мотор и уже через десять минут въезжал на городскую площадь.Припарковав автомобиль, я двинулся пешком обследовать местность, минуя уличных торговцев, расположившихся на тротуаре, и обходя голубей, которые что-то клевали прямо под ногами прохожих. В городе царила атмосфера лихорадочной деятельности, какая бывает на пляже курортного города прямо перед штормом. Впечатление дополнял ветер, гнавший с севера необычный для здешних мест холод.Пройдя полквартала, я остановился под неоновой вывеской бара. Взору входящих открывалось заведение тихое и строгое, как судейская скамья. Я сел на высокий табурет напротив бармена, наводившего глянец на стойку.— Бренди, — заказал я.Наклонившись, он достал из-под стойки квадратную бутылку и налил жидкость в стакан. Подняв стакан жестом «ваше здоровье», я сделал большой глоток. Словно холодный дым пробежал по моему пищеводу.— Это «Метакса», друг, — сказал бармен. — Его не пьют большими глотками.— Виноват. Выпейте со мной, — предложил я. Достав еще один бокал, бармен налил спиртное себе, мы чокнулись и стали медленно его потягивать.— Только что приехали с юга? — спросил он. Я лишь покачал головой, а он не стал добиваться подробностей. Открылась дверь, с улицы влился сумеречный свет. Вошедший сел на табурет рядом со мной. Я увидел его в зеркале напротив — квадратное загорелое лицо, светлые волосы, шею, могучую, как бетонная свая. На душе потеплело: я узнал этого нью-йоркского грека.— Бокал для мистера Кармоди, — заказал я. Знакомец моментально повернулся ко мне; его улыбка, словно луч прожектора, прорезала сумрак бара. Ладонь величиной с лопату охватила мою и затрясла так, будто хотела вырвать из сустава.Мы громогласно принялись вспоминать случаи из былой жизни. Потом я многозначительно посмотрел на бармена, возившегося в дальнем конце стойки, и понизил голос:— Я здесь не ради праздной прогулки, Кармоди. Веду небольшую частную разведку.— Видимо, что-то серьезное, если ты уехал так далеко от веселых мест,— ответил он.— Да, довольно серьезное. У меня близкий человек пропал — то ли украли, то ли убили.— Кого-нибудь подозреваешь?— И да, и нет. Кажется, я уже понял, кто это, однако мотивы мне неизвестны.— И ты надеешься выяснить это — на Крите? Достав золотую монету, я передал ее Кармоди. Нахмурившись, он внимательно рассмотрел ее с обеих сторон. Бармен снова приблизился к нам.— Ник не помешает, — сказал Кармоди так тихо, что даже я расслышал эти слова с трудом. Разглядывая птицу на монете, Кармоди спросил:— Ты думаешь, монета отсюда?— Так говорят.— А какое отношение она имеет к твоему близкому человеку?— Вероятно, никакого. Но только она может навести на след.— Где ты достал монету?— Если у тебя есть несколько минут, я расскажу. Он Прикончил свою выпивку залпом и встал.— Когда речь идет о тебе, дружище, я всегда свободен. Давай присядем к столику.Кармоди занял столик в тихом углу бара, откуда просматривались обе двери: он всегда предпочитал наблюдать, кто входит и кто выходит. Бармен снова принес нам выпивку. Пока мы потягивали бренди, я рассказал всю историю, начиная от Гринлифа, вплоть до последней сцены в Майами, когда Сэтис погиб в землетрясении.— Не знаю, может, девушка спаслась, а может, ее схватили эти молодчики, — сказал я в заключение.— В последнем случае я почти уверен, что ее убили, это их стиль.— А тот моряк, — спросил Кармоди, — он назвал тебе свое имя или чин?— Не назвал, но я полагаю, что он взобрался довольно высоко по служебной лестнице, был командиром корабля или что-то в этом роде.— Есть в его истории вещи, в которые ты не веришь?— Почти нет, если не считать сказки о том, что первобытный человек стрелял из современного оружия. Официальная версия была такова: адмирал Хейли погиб в космосе, а два корабля, которые упоминал моряк, провалились в тартарары во время одного из первых извержений вулкана. Вполне возможно, что это дезинформация — операцию явно хотели сохранить в тайне.— А то, что моряк этот добрался до Америки в спасательной шлюпке, — может такое быть?— А почему нет? Я же переплыл Атлантику на катере.— Ты подстрелил двух «птичек» в Гринлифе, а как ты думаешь, остались ли еще подобные им?— Не знаю. Больше я их не видел.— Похоже, этот Сэтис действовал по наводке, уж очень быстро он нашел тебя.— Вполне возможно.— А девушка была приманкой? Я ответил не сразу.— Могла быть. Хотя вряд ли сознавала это.— Как ты думаешь, почему он честно сказал, что твоя монета из чистого золота, а потом поменял ее на эту?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44