Все меня зовет. В город-от.
- Да, народу у вас во Владычкине совсем мало, - согласился Корнилов. - Заскучаешь.
- Из молодых-от кто? - стала прикидывать старуха. - Главдя-сиделица? С зюзюкалой связалась. Именито его и слышать не хочу! Федотовы. Сестрицы. Да Вовка, Верки Федотовой сын. Так ему еще и шашнадцати нет. За прогоном бабка Калерия. Она с печки не встает. Я ей поесть когда сготовлю, она и сыта неделю. А остальные навроде старой Кавалерии, - она хихикнула. - Это я так старуху зову. Шучу над старухой.
Игорь Васильевич улыбнулся, подумал: "Какая же старая должна быть эта бабка Калерия, если Надежда Григорьевна по сравнению с ней себя молодой считает!"
- Но родные-то, наверное, есть у каждого? Ездит кто из города? спросил он. - Да ведь и Луга под боком.
- В Луге-от есть наши. Пустили там корешки. Так они сюда носа не кажут. Городскими себя считают. И в Питере наши живут. Как же, там родня есть! Да ведь редко ездют. Уж рази что летом. Зимой-то не ездют. У бабки Калерии сынок инженер. И сам уж лет пять не является, да хоть бы к празднику пятерку прислал матери. Тю-тю! Не то что мой.
- А ведь у вас такие леса вокруг! - сказал Корнилов. - Грибов, ягод, наверное, тьма. И дичь! Охотники-то приезжают?
- Не приезжают, милой. Разве что к егерю. А у нас во Владычкине Вовка Федотов один палит по воронам. Отцова берданка ему досталась, вот и палит.
- Выходит, что не густо у вас с населением, - улыбнулся Корнилов. - И родственники про Владычкино позабыли. От станции далековато.
Старуха помолчала.
- Ну а егерь с лесником, наверное, бирюками живут? Попробуй-ка до них добраться?
- А чего до них добираться? - удивилась старуха. - Не велик и крюк. Версты на две подале нас. Егерь-то с семейством живет. С женкой. Трое у них - мал мала меньше. Болыпенький, правда, в школу бегает. - Она засмеялась, опять, как в начале разговора, прикрыв рукой рот. - Волков не пугается... Ильич, лесник-от, один проживает. Одинокий. Ни детей, ни женки. Хотя кто его знает... Не мшинский он, не нашенский, но мужчина добрый, обходительный.
- Да ведь он здесь с незапамятных времен живет, - вставил молчавший все время участковый.
- С запамятных, с запамятных. Давно живет, да не наш. Не из Мхов, строго сказала Надежда Григорьевна и, оборотясь снова к Корнилову, подолжала: - Он, Ильич-от, с пятьдесят шестого здесь. Аль на годок ране. Степан Трофимыч, старый лесник, умер, - Надежда Григорьевна перекрестилась. - Наш был братец. Ильич-то и приехал на его место.
Надежда Григорьевна задумалась, рассеянно глядя в замерзшее оконце. Корнилов не торопил ее, ждал, когда сама заговорит.
- Степан-от тоже одинокий был, - наконец заговорила старуха. - Уж такой одинокий! Никого ему, окромя леса, не надо. Вот охотник-то был. У меня подушки пером набиты - все он, брат. Дичи настреливал! Ружье у него большое, да-а-алеко стреляет. С подзорной трубой...
Игорь Васильевич внимательно слушал Надежду Григорьевну, стараясь представить себе по ее рассказу всех обитателей деревни, их возраст, интересы. Ведь к кому-то из них направлялся этот человек... И Санпан прожил здесь, во Владычкине, долгое время. Ходил, наверное, к кому-то в гости, говорил о жизни. Был на виду. В такой деревушке от людских глаз не скроешься...
Участковый все время ерзал на лавке, поглядывал на часы. Корнилов чувствовал, что ему не терпится идти дальше, говорить с другими людьми, что-то предпринимать. Неторопливая беседа со старухой, похоже, раздражала лейтенанта. Ему хотелось действовать.
И только когда старуха упомянула про ружье, он замер вдруг, словно пойнтер, почувствовавший дичь. Перестал ерзать и сидел совсем тихо, стараясь не упустить ни одного слова из разговора. Игорь Васильевич внутренне усмехнулся, искоса взглянув на лейтенанта.
- А Ильич-то после него, после Степки, основался, - продолжала старуха. - Говорят все - одинокий, а мне одна баба сказывала: сын у него был. Только сызмальства поссорился с отцом. С войны.
- И что ж, сын к леснику не ездит? - поинтересовался Корнилов.
- Не ездит, батюшка, Да ведь и он про сына молчит. Одинокий, говорит, я. А баба-от, ну та, что про сына мне рассказывала, сама зайцовская. С-под Сиверской. Знает его. Чегой-то там у них вышло, а чего - не помню.
- А где живет эта женщина?
- Зайцовская, говорю, она. Полиной зовут, а фамилии я не помню.
- Тетя Надя, а к егерю да к леснику гости-то ездят? - хмуро спросил участковый.
- Ходют люди, - сказала Надежда Григорьевна. - А гости или по делу не скажу, откуда мне, старухе, знать. Вот что родственников у них нет, об этом я сказывала. У лесника-от гатчинский один часто бывает. Лесхозовское начальство. Тот ездит. Дружки, что ли. Форсистый такой.
- Молодой или старый? - спросил Корнилов.
- Помоложе, чем сам Ильич.
Корнилов посмотрел вопросительно на участкового.
- Леснику за шестьдесят, товарищ подполковник, - ответил тот.
- А вы, Надежда Григорьевна, видели этого дружка? Как он одевается?
- Что-то я и не скажу. Помню, плотный, форсистый, а как одет... Нет, не припомню. На голове вот малахай рыжий...
- Чего?
- Шапка, говорю, большая, мохнатая, рыжая-рыжая... Да что мы все гутарим да гутарим, - спохватилась она. - Давайте почаевничаем. Я счас, быстро. - Старуха встала, пошла к печке.
Корнилов тоже поднялся.
- Нет, спасибо, хозяюшка. В другой раз чайку попьем. Вы нас не ругайте, что от дела оторвали.
- Да какие у меня дела? - искренне изумилась старуха. - Поболтать вот самое первое у меня дело.
- Надежда Григорьевна, - спросил Игорь Васильевич, надевая пальто. А ружье-то вашего брата, с подзорной трубой, оно кому досталось?
- Ружье-то? - задумалась старуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49