Корнилов слушал внимательно. Злость на Бильбасова прямо клокотала в нем. Вот из-за таких добреньких и вылезают из щелей всякие проходимцы, карьеристы. Проглатывают своих "благодетелей" - да если бы только их! Сколько людей потом страдает от их возвышения!
Бильбасов виновато развел руками:
- Ну что же поделаешь? Горин уже приглянулся кое-кому в пароходстве. Они-то, я уверен, тоже ему цену знают. Это секрет на весь свет... А рассуждают так же, как я когда-то: пусть послужит, человек верный. Мы, дескать, знаем его возможности, его "потолок". Но "потолок" у них уже другой... Вот и получается: ты выдвинул дурака или проходимца - в тот момент под рукой хорошего человека не оказалось, а он и пошагал.
- Вы целую систему философскую придумали. Теорию первого толчка...
- А вы, Игорь Васильевич, разве ни разу не погрешили? Ни разу проходимцу ходу не дали?
- Нет, не дал, - покачал головой подполковник.
- Ну? Преклоняюсь, - в голосе Бильбасова чувствовалась ирония. - Но верю вам с трудом. Извините.
Внимательно приглядываясь к Бильбасову, к его манере разговаривать, ко всему его облику, полному достоинства, притягивающей внутренней обаятельности, Игорь Васильевич вдруг вспомнил один из пунктов обвинения, брошенного Гориным капитану: драку с каким-то американцем по имени Арчибальд Бриман.
- Вы зачем дрались-то на судне? - спросил он. - Да еще с американцем. Разрядку срываете.
Бильбасов ухмыльнулся, глаза его озорно блеснули.
- Удивились, да? Старый человек, да еще капитан - и дерется. - Он согнул руку в локте и гордо пощупал бицепс - А что, есть еще порох в пороховницах! Этот Бриман, я вам скажу, свинья и алкоголик. Впервые встретил такого дурошлепа. Мы шли из Пирея в Латакию. Пассажиры разношерстные, несколько американцев. Юристы. Чего-то изучали в Греции. Бриман - шериф из Северной Каролины. Напился до положения риз, по-моему, со страху - в тот вечер штормило прилично. Стал ко всем приставать. Щипнул молодую гречанку. Муж заступился - он его по шеям. Сами же американцы вахтенного позвали. Он и вахтенному врезал. Оказалось, что и русский язык знает. Кричит: "Русские ублюдки!" Вот сволочь! - Капитан с остервенением плюнул. - А наши ведь знаете как с иностранцами - пылинки сдувают, все международного скандала боятся. Да мы сами так и воспитываем... В общем, бушует Арчибальд Бриман - спасу нет. Услышал я шум, спускаюсь на палубу. Руку к козырьку. Говорю по-английски: "Господин хороший, вы на советском судне, извольте успокоиться". Он вылупился на меня, глаза красные, бессмысленные. "Я американский шериф, а ты свинья". И размахивается. Ну, думаю, товарищ Бильбасов, на тебя вся Европа смотрит и половина Америки. Увернулся я от удара и врезал ему от души в скулу. Свалился Бриман, вахтенный с боцманом его скрутили, а он плюется, орет, из носа почему-то кровища хлещет. Ужас! Подошли американцы. Говорят: "Господин капитан, ему только холодный душ может помочь. Не жалейте воды". Отвели мы его в укромное место и окатили как следует. Так на следующее утро он все ходил извинялся, кричал, что русские - самые лучшие парни в мире. И хотел мне свою шерифскую бляху подарить. Да я его выгнал. А когда в Латакии на берег сходил, сунул вахтенному матросу бутылку виски. Тот у него на глазах ее в море бросил. А Бриману хоть бы что - смеется, прощальные поцелуи шлет.
Корнилов покачал головой.
- Что головой качаете? Думаете, наш международный авторитет от этого пострадал?
- Я поступил бы так же.
- Правда? - обрадовался Бильбасов. - Вот видите! А на вас бы жалобу! - Он помолчал немного и махнул рукой. - Да ну их!.. Надоели. Мне три года до пенсии осталось. Буду здесь ловить рыбу - проживу хоть лет на пять дольше!
- Все это интересно, - задумчиво сказал Корнилов и закурил. - Но меня сейчас факты интересуют. В экипаже теплохода есть такие люди, которые крупно ссорились со старпомом, ненавидят его?
- Его все ненавидят! - буркнул капитан. - Кроме двух-трех лодырей, которых пора списывать за непригодность.
- Я человек терпеливый, - сказал Корнилов. - Один и тот же вопрос могу по пять раз задавать.
- Простите. Злобы на них не хватает. - Капитан задумался, лицо стало пасмурным, будто тучка средь солнечного дня набежала. - С ним были в ссоре штурманы Трусов и Данилкин. Из-за его ехидства, стремления подставить под удар. Наш дед Глуховской, стармех, его просто ненавидел. У того были свои причины! - Бильбасов вздохнул. - Там из-за женщины. Горин однажды сделал гнусное предложение его жене и схлопотал по физиономии. А жена вдобавок рассказала Глуховскому...
- У Глуховского было объяснение со старпомом? - перебил Корнилов капитана.
- Было, конечно. Но это длинная история. Горин ходил еще вторым помощником. А нынешний второй штурман тоже ненавидит старпома.
- Трусов?
- Шарымов. Трусов - третий. Я о нем уже говорил.
"Шарымов, Шарымов, - вспоминал подполковник. Его Горин в письме не называл. - А мы не проверяли..."
- Все это не пустячки, я понимаю, но никто из названных людей не стал бы угрожать старпому. Тем более анонимно! Не та закваска.
- А из-за чего ненавидит Юрия Максимовича Шарымов?
- Вы у него и спрашивайте, - неожиданно помрачнев, отрезал Бильбасов и поиграл желваками. - Штурман Шарымов - прекрасный парень. Честный, искренний...
- Вам придется ответить, капитан, - серьезно сказал Корнилов. Третьего июля Юрий Максимович Горин погиб.
- Погиб? - Игорь Васильевич почувствовал, что Бильбасов ошеломлен. Что значит погиб? Застрелился?
- Попал в автомобильную катастрофу.
- Какой ужас! На своей машине?
Корнилов кивнул.
- Один?
- Один. Жена уезжала к больной матери.
- Столкнулся с кем-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36