Она шла к ним, улыбаясь. В руках был огромный белый гриб. Такие большие Корнилов вообще редко видел.
Сейчас, днем, девушка показалась ему еще красивее. Мокрые прядки волос прилипли ко лбу, большие голубые глаза смотрели внимательно.
- Оленька, какой чудо-гриб! - крикнул Огнев. - Колосовик, наверное. А мы тут встретились, разговорились, - мужчина показал на Корнилова. Игорь Васильевич усмехнулся. Он-то и слова не успел сказать. - Этот товарищ нас вчера выручил.
Оля усмехнулась:
- Это я и без тебя заметила. Ты хоть познакомил бы...
Огнев развел руками:
- Да мы и сами еще незнакомы, я как-то не сообразил. - Он протянул руку: - Огнев Михаил Петрович. А это Оля.
Корнилов назвал свою фамилию.
- Фамилия у вас известная, - сказал Огнев. - Генеральская!
Оля улыбнулась и внимательно посмотрела на Корнилова.
- Фамилия у меня самая простая, - почувствовав этот пристальный взгляд и потому раздражаясь, ответил Корнилов. - А уж если в историю заглядывать, то каждый берет из нее то, что его больше интересует. Один белого генерала, другой - героя Севастопольской обороны.
Фраза прозвучала зло, но Огнев не обиделся, а добродушно улыбнулся:
- Ну конечно, конечно. Разве в фамилии дело... Был бы, как говорится, человек хороший, правда, дочка?
Корнилов почувствовал, что краснеет. "Так она с отцом... А собственно, чего я здесь баланду развожу с ними? - подумал он. - Надо идти".
- К поселку эта дорога? - спросил он у Огнева. - Вы, наверное, так же хорошо, как историю, географию острова знаете?
Огнев усмехнулся:
- Знаю. В поселок, к Спасо-Преображенскому собору, надо брать левее, вот по этой тропке, - он показал на еле приметную дорожку, уходившую в сосновый бор. - Но учтите, молодой человек, ничего достойного внимания там вы не найдете. Собор малоинтересный, в псевдогреческом стиле... - Огнев хотел что-то еще сказать, но Корнилов перебил его:
- Спасибо. Собор меня мало волнует. Мне в поселок надо по делу.
- А-а... - протянул Огнев огорченно, словно жалел, что не сможет поподробнее рассказать Корнилову об этом соборе в псевдогреческом стиле.
Чем дальше шел Корнилов по тропинке, тем больше одолевало его беспокойство. Он вспоминал слова Иннокентия о болезни матери и думал о том, в каком состоянии ее застанет. А вдруг у нее что-нибудь серьезное?
Неожиданно лес кончился, и Корнилов увидел невдалеке, километрах в двух, большой белый собор на взгорке, несколько невысоких домиков среди зелени. Слева, в небольшом заливчике, покачивались у пирса потрепанные рыбацкие суденышки. На одном из маленькой трубы струился легкий дымок, да на баке было развешано белье.
Неожиданно на тропинке, сбегавшей от собора, появился безногий парень на тележке с колесиками. Отталкиваясь зажатыми в руках деревяшками, парень ловко скатился с горы. Ему было лет двадцать пять, не больше. Парень посмотрел внимательно на Корнилова, почему-то улыбнулся и спросил:
- У вас что курить есть?
- "Ява", - отозвался Корнилов, - закуришь?
- От "Явы" не откажусь, - сказал парень, подъезжая к Корнилову. - А то у нас тут одни "Южные". Нас ведь Петрозаводск снабжает. Из Ленинграда не привозят.
Он взял у Корнилова сигарету. Игорь Васильевич отметил, какие сильные и темные от загара у парня руки.
- Турист? - спросил парень, закурив.
- Да не совсем, - ответил Корнилов, глядя на инвалида и думая о том, где же его, бедолагу, угораздило потерять ноги: под трамваем, под поездом? - Совсем я не турист. Хотел как раз у тебя спросить... Дом престарелых где здесь размещается?
Он специально сказал "дом престарелых", а не инвалидов, боясь произнести при парне это слово.
- Здесь! - махнул парень рукой на собор. - В монастырских постройках. Мы тут прямо как монахи живем. А вы что, проведать кого приехали?
- Да у меня мать здесь, - начал Корнилов и увидел, как посуровело вдруг у парня лицо, а глаза, смотревшие мгновение назад так приветливо и доверчиво, стали злыми.
"Откуда я знаю это лицо? - подумал Корнилов. - Такое недоброжелательное, недоверчивое? Не по делу ли об ограблении в Гавани он проходил?"
- Ма-а-ать у вас здесь, - сказал парень, растягивая слова. - Понятное дело. Сходите проведайте... - Он отвернулся и собрался уезжать, а Корнилову стало так обидно от этого холодного тона, от этого несправедливого подозрения, что он неожиданно для самого себя сказал:
- Ничего тебе не понятно! Забрать я ее приехал. И знать не знал, что ее сюда отправили...
Слова прозвучали как оправдание, совсем по-детски, но Корнилов не мог не сказать их безногому парню.
Парень снова повернулся к Корнилову и присвистнул:
- Вон у вас какие дела... Чего же вы балакаете тут со мной? Мать-то знает?
- Нет, - сказал Корнилов. - Не знает... Сказали, что она тяжело больна... Может, ты знаешь ее? Корнилова Вера Николаевна... Такая худенькая, совсем седая.
- Чудак вы, - улыбнулся инвалид. - Да они здесь все седые и худенькие. А Веру Николаевну я знаю. Как же. Да она ведь и недавно на острове. Месяца три...
Корнилов склонился к парню:
- Вот-вот: Месяца три. Как она? Здорова?
- Да вроде здорова, - пожал плечами парень. - Полчаса назад на обеде ее видел.
Но Корнилову почудились какие-то нотки сомнения в голосе у парня.
- Да чего вы волнуетесь? - сказал инвалид, заметив состояние Корнилова. - Пойдемте разыщем Веру Николаевну. Вот радость-то будет ей. Вот радость... - Он резко оттолкнулся и покатил вверх по тропинке, к собору. Корнилов пошел рядом.
- Вас как звать? - спросил парень.
- Игорь Васильевич.
- А меня Лешей. Алексей Федосеич Рымарев. Два года островник.
"Ну конечно, - вспомнил Корнилов. - Рымарев. Ограбление пьяных. Сколько ему тогда дали? Лет пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49