Или, если он не склонен к подобному проявлению эмоций, молча опустить голову. Но сделать это так же непросто, как и отыскать преступника.
В НТО Главного управления провели по просьбе Корнилова тщательную почерковедческую экспертизу странички из записной книжки. Сравнили почерк, которым была сделана непонятная для сотрудников запись, с почерком Озерова и убитого Рожкина. Оказалось, что запись сделана Рожкиным.
Заместитель директора института, в котором работал Озеров, согласился принять Корнилова немедленно.
- Третья, комната на втором этаже, - сказала вахтерша.
"А Озеров работает в шестой, - вспомнил подполковник. - И тоже на втором этаже".
Он поднялся по лестнице, ступени которой за долгие годы были истоптаны тысячами посетителей, и прошелся по коридору. Комната заместителя директора находилась рядом с лестницей. Игорь Васильевич прошел мимо, разглядывая номера на дверях, остановился у той, на которой красовалась маленькая бронзовая табличка с номером шесть. За дверью слышались голоса. Подполковник постучал.
- Войдите, - раздалось из комнаты. Он узнал голос Озерова и распахнул дверь. Георгий Степанович сидел за небольшим канцелярским столиком, заваленным книгами. За двумя другими столами сидели женщины. Одна молодая, какая-то бесцветная, другая - пожилая яркая брюнетка. Увидев Корнилова, Озеров насторожился и начал отодвигать стул. Наверное, хотел встать.
- Простите, а товарищ Трофимов где сидит? - спросил подполковник.
- Вы прошли. Виталий Иванович находится в третьем кабинете, ответила брюнетка приятным грудным голосом.
Корнилов поблагодарил и закрыл дверь, успев заметить растерянность на лице Озерова.
"Волнуйтесь, Георгий Степанович, переживайте. Может быть, это поможет вам принять важное решение или сделать необдуманный шаг, - подумал Корнилов. - Вы должны знать, что уже горячо. Мы уже рядом, мы не спим".
- Вы товарищ Корнилов? - спросила сухонькая седая старушка в маленькой приемной. - Виталий Иванович вас ждет.
Кабинет у Виталия Ивановича оказался таким же крошечным, заваленным книгами, папками. На окне в обычном графине стоял букет белых и черных гладиолусов.
Крупный, кряжистый мужчина лет пятидесяти, с копной чуть вьющихся светлых волос вышел из-за стола, протянул руку:
- Трофимов.
Показал Корнилову на единственное поистершееся кожаное кресло возле маленького столика с мраморной столешницей. Сам сел за стол. Сказал, кивнув на книжный шкаф:
- Книги и архивы скоро вытеснят из этого дома людей.
На одной свободной стене висела старинная гравюра с изображением наводнения в Петербурге, на другой - огромная стеклянная табличка с надписью: "Курить строго воспрещается".
- За время моей работы в институте представитель милиции впервые в этом кабинете, - сказал Виталий Иванович. - А я здесь уже пятнадцать лет. Что-то стряслось серьезное?
- А разве после убийства Рожкина никто в институт не приходил?
Трофимов нахмурился.
- Да, приходили. Я знаю. Но сам был в экспедиции.
Корнилов вытащил из кармана конверт, извлек страничку из блокнота, протянул заместителю директора.
- Виталий Иванович, эта запись ничего вам не говорит?
Трофимов взял листок, внимательно прочитал, посмотрел на оборот листка.
- Не очень понятная запись... Что имел в виду писавший? Какой архив? Если наш, то у нас всегда стоят впереди буквы ЛИ - Литературный институт. В Пушкинском доме П и Д - Пушкинский дом... А здесь...
- Значит, все-таки архив? - быстро спросил подполковник.
- Конечно! О и Ф - означают "общий фонд". Первые три цифры, наверное, номер описи. Потом номер дела, номер листа. Если, конечно, речь идет об архиве.
- А если человек делает запись для себя? - сказал Корнилов. - Для памяти, так сказать. Зачем ему писать первые две буквы Л И, он ведь их так знает...
- А кто писал?
- Рожкин.
- Рожкин? Николай Михайлович? Значит, это наш фонд. Правда, он работал и в других архивах. В ЦГАЛИ, в Литературном музее.
- Можно посмотреть, что скрывается за этим номером в вашем архиве?
- Конечно. - Виталий Иванович что-то написал на маленьком твердом листке, встал из-за стола, открыл дверь в приемную.
- Мария Михайловна, - позвал он секретаря. - Очень прошу вас истребовать эту папку. - Трофимов протянул ей листок.
- Вы думаете, знакомство с архивом поможет вам в вашей работе? спросил он, вернувшись на свое место за столом.
Корнилов пожал плечами.
- Тан, так, так... - быстро пробормотал Трофимов. - Интересно. Очень интересно. А почему вы заинтересовались только этой папкой? Ведь у Рожкина в его бумагах осталось, наверное, немало таких записей? Он все время работал с архивами.
- Убийца не тронул ни деньги, ни документы Рожкина. Дорогие часы, подарок вашего института, остались на его руке. Пропала только записная книжка. Несколько дней назад мы нашли этот листочек, вырванный из нее. Корнилов тронул рукой страничку. - Один этот листок в клеточку с записью. Можем ли мы пройти мимо папки, номер которой написан здесь рукою убитого?
- Так, так, так. - Теперь в скороговорке Трофимова сквозила тревога. - В высшей степени любопытно. В высшей степени! Вы не курите? вдруг обратился он к подполковнику.
- Курю. Но у вас такие объявления. - Игорь Васильевич кивнул на табличку "Курить строго воспрещается".
- Да, да! Запреты, запреты. У нас же всюду бумаги. Архивы. Ценнейшие архивы. Но мы закроемся. - Виталий Иванович хитро улыбнулся, достал из стола пачку "Столичных", маленькую пепельницу, повернул в двери ключ. Мария Михайловна постучит.
Они с удовольствием закурили.
- Виталий Иванович, а что вы можете сказать об Озерове? - спросил Корнилов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46