– Эмма, успокойся, тебе, должно быть, приснился ужасный сон… – Лора заботливо укрыла ее одеялом, погладила, как маленькую, по голове и, пожелав спокойной ночи, ушла. А Эмма так и осталась лежать с открытыми глазами, боясь снова уснуть, боясь повторения кошмара…
Когда спустя долгое время она снова услышала шаги на лестнице, сердце ее, казалось, перестало биться.
Сергей в своем черном халате, присев к ней на постель, склонился над ней и поцеловал ее в висок.
– Ты не должен был приходить… Нас может застать Лора, у вас будет скандал, вы будете кричать друг на друга, а потом, когда ты все равно уйдешь от меня, тебе некуда.., не к кому будет идти… – Она говорила это, чувствуя, как стучат в нервном ознобе зубы, как дрожит все ее тело.
– Я смогу снять для тебя квартиру в городе и приезжать к тебе туда каждый день… Я заплачу твои долги, и ты сможешь спокойно ходить по улицам, ничего и никого не боясь… Может, ты мне всетаки чтонибудь расскажешь?
Она чуть привстала, чтобы поближе рассмотреть его лицо, провела рукой по его голове, ощущая мягкость и шелковистость блестевших при лунном свете, льющемся из окна, серебристых волос, и сама поцеловала Сергея в губы.
– Полежи со мной, согрей меня… – Она притянула его к себе и, когда он лег, прижалась к нему всем телом. – Сережа.., я очень боюсь этого, но я должна тебе все рассказать…

* * *

– Это началось шесть лет тому назад… Мне тогда было четырнадцать… Мы с мамой приехали в Сухое… Есть такое село на Волге… Кажется, была чьято свадьба, но я помню ее очень смутно. Помню, что была осень, деревня тонула в дожде и грязи, зато за ней были такие леса, такие красные и желтые деревья… А воздух был синийсиний, и пахло както поособенному, поосеннему мокрыми листьями, чемто пряным и сладким.., да, еще пахло дымом… Изредка в середине дня являлось солнце. Там все так и говорили: являлось. На свадьбу приехала целая куча родственников, они пили самогон прямо из огромной молочной фляги, ходили все пьяные, веселые, орали песни и даже не помнили, наверно, как зовут невесту и из какого она села… И я тоже ничего не помнила, не знала, вернее, не хотела знать… Мне было там смертельно скучно, как, впрочем, и моей маме. Кроме того, мне приходилось постоянно мыть посуду… Стоял огромный чан с жирной теплой водой, куда я все время окунала какието бесконечные тарелки, а мама потом протирала их мокрым и холодным полотенцем… Я вообще не понимала, как мы могли с ней оказаться в этом богом забытом месте. Но родственников не выбирают. Я развлекалась там тем, что, перемыв гору посуды, шла к курятнику или в хлев, чтобы поближе рассмотреть птиц и животных… Я раньше никогда их не видела, и мне было интересно посмотреть, как выглядит вблизи петух, индюк… Среди гостей был мамин брат, он приехал из Сибири и тоже откровенно скучал. Он в отличие от других гостей вообще ничего не пил. Да и внешне сильно ото всех отличался… Он был какойто чистый, в дорогом костюме, который так не вязался с разнузданными и растрепанными, одетыми во что попало краснолицыми деревенскими пьяницами… И пахло от него хорошо, не то лимоном, не то жасмином… Он сидел напротив меня за столом, сколько бы раз мы за этот стол ни усаживались, и подолгу смотрел на меня. У меня было такое чувство, словно он со мной о чемто мысленно разговаривает… Когда к нему ктонибудь обращался, он както рассеянно улыбался, словно не понимая, что от него хотят. Его звали Юрий Александрович, он был моим дядей по маминой линии… А папа умер как раз за год до этого… Быть может, я бы никогда больше и не вспомнила эту поездку, эту свадьбу, если бы не одно обстоятельство…


Сухое. Октябрь 1992 г.

Все гости сели в маленький голубой автобус и укатили в соседнее село. Последнее, что запомнила Эмма, это были размалеванные рожи ряженых, одетых невестой и женихом, которые мелькали за стеклами автобусных окон… И сразу стало тихо. Эмма осталась в доме одна. Какаято женщина, имени которой она тоже не знала, перед тем, как взгромоздиться в автобус, сказала ей, чтобы она перемыла в доме полы. “Ведро и тряпки найдешь в чулане…"
И она принялась мыть полы. Подоткнув свое черное, в розовый цветочек, шелковое платьице, надела найденные здесь же, в чулане, резиновые большие боты, налила в ведро горячей воды, сыпанула туда стирального порошка и принялась за работу. Она мыла полы с какимто отчаянием, думая о том, что никогда больше и ни за что не приедет в эту деревню и что вообще постарается жить так, чтобы не встречаться с этими людьми… В комнатах стоял тошнотворный селедочный запах, еще пахло луком и чемто прокисшим… Отжав тряпку, Эмма вытерла руки о грязное полотенце, найденное за узкой металлической кроватью в темной комнате, подошла к окну и распахнула его, чтобы проветрить дом, но, увидев горящий на солнце оранжевый лес, замерла, испытывая неизъяснимое блаженство… Ее разгоряченное лицо освежал прохладный ветерок, гдето скрипела калитка… Эта сияющая красота осеннего леса и яркосинего неба ослепила ее… И как же все это великолепие не вязалось с людьми, которые жили в окружении этой красоты… Этот большой и бестолковый дом со старой мебелью, пыльными зеркалами, неровным полом и облупленными подоконниками…
И вдруг она увидела ЕГО. Он стоял прямо напротив нее, за забором, и снова, как тогда за столом, смотрел на нее… Она смутилась и отошла от окна. Значит, он не поехал с остальными гостями. Эмма домыла полы, вышла, звеня ведром, на крыльцо и, накинув на плечи широкий шарф (“чтоб не простыть”), стала мыть залепленные грязью ступеньки крыльца… Вода была черная и чуть ли не жирная от грязи, воду приходилось часто менять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16