– Какая-то солома… – Он порылся в ней и извлек что-то зеленое, какую-то ткань.
Они оба замерли. И Анна, и Алексей.
– Нет… – прошептала Анна и закрыла ладонью рот. – Этого не может быть.
Бледный как мел Алексей достал из ящика женское платье из зеленой шерстяной материи джерси.
– Это ее платье, Алексей… Я бы узнала его из миллиона платьев. И эти серебряные пуговицы… Что все это значит? Кто мог прислать тебе это платье?
Она пришла в себя первая и, схватив ящик, принялась осматривать его в поисках обратного адреса. В это время Алексей нашел в кармане платья Эммы записку, написанную печатными буквами: «Алексей, привет! Буду через полчаса, пожалуйста, разогрей курицу и сделай салат. Майонез в ведерке в холодильнике под окном. Целую, Эмма».

Глава 5

Ночь прошла спокойно, и я, как ни странно, крепко спала. Меня не мучили кошмары, я не кричала во сне и не просилась, как маленькая, под одеяло к взрослому дяде-следователю. Конечно, этому спокойствию я была обязана Гарманову. Скромный и неразговорчивый, он сразу же после чая направился в ванную, признался, что уже почти неделю живет, как бомж, в своей прокуратуре, что дома у него неприятности и все в таком духе. И я, честно говоря, обрадовалась такому повороту дела. Стыдно сказать, но его неприятности обернулись для меня покоем. Я сказала ему, что буду только рада, если он поживет у меня какое-то время, и даже отдала ему запасной комплект ключей. Он, в свою очередь, утром оставил мне деньги на продукты и сказал, что будет счастлив, если я приготовлю ему что-нибудь домашнее. Вот это уже был удар ниже пояса. Готовить я не умела. Но просьба Вадима была воспринята мною как приказ. Благо книги по кулинарии имелись. Я быстро отыскала рецепт борща и сразу же обнаружила, что в доме нет практически ни одного компонента, кроме воды. Пришлось тащиться в ближайший гастроном и покупать необходимое: грудинку, овощи, зелень.
Был рабочий день, но идти на работу я не собиралась. Поэтому, вернувшись с продуктами, я вызвала врача на дом и решила честно взять больничный лист. В сущности, оснований для больничного у меня было больше чем достаточно. Еще я знала, что в случае, если участковый врач мне не поверит, что со мной приключилась такая петрушка, Вадим возьмет для меня выписку из больницы, куда меня привезли сразу после того, как нашли на улице Бахрушина… С другой стороны, мне не очень-то хотелось распространяться о том, что со мной случилось. К тому же я и сама-то толком ничего не знала.
Варить борщ оказалось делом хлопотным и неблагодарным. Все, особенно грудинка, варилось медленно и требовало неимоверных усилий. Тело мое еще продолжало болеть. Я не хотела думать о том, что произошло с нами на улице Бахрушина, но мысли все равно возвращались к театральному музею, который находился на этой улице, к примитивному кукольному театрику дореволюционных времен с дерзким Петрушкой, всему тому, что ассоциировалось у меня с этой улицей. Ни испитых физиономий насильников, ни хриплых голосов злодеев, ни острой боли от ножевых ран – ничего такого моя память не выдавала. Видимо, таким образом – стерев из памяти определенный фрагмент моей жизни – мой организм защищался.
Когда я положила в густой и наваристый борщ заправку из овощей с томатом и он окрасился в красивый свекольный свет, в дверь позвонили. То, что это не Гарманов, я знала наверняка: перед уходом он сказал, что будет предупреждать меня о своем приходе, чтобы я лишний раз не дергалась, услышав звонок в передней. Баська теперь никогда не позвонит в мою дверь. Тогда кто же это? Один из насильников, который, зная о том, что я осталась жива, пришел, чтобы добить меня?
Я, едва дыша, подошла к двери и заглянула в «глазок». И сразу же поняла, что я действительно повредилась рассудком: это же была участковая врачиха, которую я недавно вызвала! Надо же так перетрусить, даже забыть о том, что было всего лишь пару часов назад!
– Что случилось, Валечка? Подцепила вирус? – спросила она меня по-свойски, поскольку давно знала меня и лечила в свое время от простуд да ангин. И тут я вспомнила, что, вызывая врача по телефону, я сказала тетке из регистратуры, принимавшей у меня вызов, что у меня температура, кашель, насморк. Словом, выдала ей все как обычно, по инерции.
– Надежда Андреевна, меня изнасиловали, – призналась я и, услышав свой голос, озвучивший то, что со мной произошло, заревела. Не произнеси я этого страшного слова, может, и сдержалась бы. Но тут еще Надежда Андреевна назвала меня так нежно, Валечкой. Моя мама далеко, кому поплакаться? Не Гарманову же! Как же мне сейчас не хватало Баськи!
– Изнасиловали? – повторила врач и покачала головой. – Ты обращалась в милицию?
– Нет, – соврала я. – Зачем? Как-нибудь переживу, залижу раны и буду жить дальше. Травиться, вскрывать себе вены и вешаться не собираюсь, обещаю.
– Ты хорошо держишься, – вздохнув, ответила Надежда Андреевна. – Хотя бы в этом плане я спокойна. Но если вы, девчонки, не будете обращаться в милицию после того, как вас изнасиловали, то насильника так и не поймают… – Она сделала небольшую паузу, словно собираясь с мыслями, а потом произнесла чуть слышно: – У моей хорошей знакомой вон дочку тоже изнасиловали и выбросили, как ненужную вещь, прямо из окна квартиры на асфальт… Она разбилась. Насмерть.
Я сразу же подумала, естественно, что речь идет о моей Баське. Наверное, предположила я, Надежда Андреевна знакома с тетей Зоей Басовой.
И тут вдруг услышала:
– Скоро сорок дней будет. А какая девочка была!.. – По щеке ее скатилась слеза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14