– В каком смысле?
– Вы с ней вместе где-нибудь работали?
– Да все в этой же «Амфоре». И так отлично все складывалось… Знаете, мне так больно вспоминать. Зато теперь я совершенно одна, свободна и не хочу связываться с мужчиной. Мне спокойно и уютно, если хотите знать. Я не лукавлю, вы не подумайте…
– Но ты же женщина…
– Знаю. Но я не верю мужчинам, как вы не понимаете?
– У тебя такое озабоченное лицо. Ты действительно собираешься в этот Красноармейск? Зачем? Чтобы вылечить бабушку?
– А что в этом особенного? Честно говоря, я и не знала, что у меня там есть бабушка… – Лгать оказалось делом неприятным и опасным. Опытный генерал легко может подловить ее на вранье. – Эдуард Сергеевич, вы бы рассказали что-нибудь о себе.
– А нечего рассказывать… Была семья – и нет.
– Неужели все погибли?
– Нет, упаси боже! Просто у всех своя жизнь – и у бывшей жены, и у детей…
– Знаете, вот с кем ни поговорю – у всех одна и та же история. Развод. Все разводятся. Это так грустно. А я бы хотела состоять в настоящем, официальном браке, и не вижу здесь ничего смешного… Штамп в паспорте – это не просто фиолетовая печать. Это серьезно. Это совместная жизнь, это когда всегда и во всем вместе, когда все принадлежит обоим и когда это не в тягость… Когда не надо никаких брачных договоров, которые уже с самого начала допускают вероятность развода. А вы как думаете?
– Я тоже так думал. Но разве я мог предположить, что моя жена бросит меня?
– Знаете, даже как-то не верится…
Дина почувствовала, что спина ее застыла. Хотя в комнате было жарко натоплено, все равно ей стало как-то не по себе. И Эдуард Сергеевич заметил, что с ней не все в порядке.
– Спина замерзла.
Он легко поднялся и сел рядом с ней, обнял ее.
– А так?
Он не волновался, и Дине показалось, что он повел себя совершенно естественно, без тени смущения, словно каждый вечер обнимал ее за спину.
– Так теплее… Но, Эдуард Сергеевич…
– А так? – Он чмокнул ее в щеку и приобнял, поцеловал в макушку. – Какая же ты нежная, красивая. Ты, Дина, просто драгоценность!
– Вы раньше никогда не делали этого…
– Глазами – делал, – признался он со вздохом. – Раньше глазами раздевал, а когда ты стала сама раздеваться, то все остальное только представлял…
– Эдуард Сергеевич!
И тут случилось невероятное. Он вдруг встал, легко поднял ее с дивана и понес в спальню. Она не успела ни закричать, ни отбиться, ничего… Ее воля была совершенно парализована, а мужчина, непонятно как оказавшийся тоже раздетым, обрушился на нее своим твердым, железным и сильным телом с таким неистовством, что от непонятных чувств она вся покрылась испариной. Забывшая, что такое мужчина, она подумала, что ее сейчас разорвут, ей хотелось плакать, но слез почему-то не было. Генерал насиловал ее в самом прямом смысле. А она всегда считала, что он больной человек, необратимый импотент. Оказалось – сильный и здоровый мужик, все эти месяцы, что она ходила перед ним раздетая, сдерживавший свои желания.
Когда она открыла глаза, его рядом не было. Потная, истерзанная, она лежала на сбившейся постели и думала, что это конец. И что она сама во всем виновата. И кто ей поверит, что она этого не хотела? Столько времени ходить перед мужчиной голой…
Она встала, чувствуя, как ослабли ее ноги. Злым и отчаянным движением обтерла концом простыни влагу с бедер и живота. Затем завернулась в тонкое одеяло, вышла в гостиную, стараясь не смотреть на сидевшего в кресле-качалке окаменевшего генерала, быстро схватила вещи и снова вернулась в спальню. Принялась судорожно одеваться. Когда была уже в передней, с сумочкой, в дверном проеме возникла тень.
– Дина, ты единственное, что есть у меня в жизни. Ты вольна сделать сейчас то, что делают все женщины в таких ситуациях… можешь вызвать милицию, и тебя отправят на экспертизу… Я готов отсидеть положенный мне срок за то, что я совершил…
Он говорил еще что-то, но она не слышала. Выбежала на лестничную клетку. Щеки ее горели. Конечно, сейчас она позвонит в милицию и расскажет о том, как она соблазнила генерала, а потом он ее изнасиловал. Генерала посадят. И через неделю он там умрет. Что потом?
Лучше все забыть. В лифте она лихорадочно подсчитывала, опасный ли у нее период, не забеременеет ли? Хотя разве можно забеременеть от такого старого человека, как этот генерал? Разве в его жилах течет жизнь? А если не жизнь, что тогда двигало им, когда он набросился на нее? Раствор валокордина? Ну уж нет… Он здоровый и сильный, он всегда точно знал, чего от нее хочет. А она, разве она не понимала, что провоцирует его каждым своим движением, каждым появлением перед ним в непотребном виде… Да, она сама во всем виновата. И все равно…
Она стиснула зубы и заплакала: «Ненавижу… всех!..»

5

Дома она проплакала весь вечер. Завернувшись в плед, вспоминала свою жизнь, родителей, предательниц-подруг, любовников. Плоские, почти вытертые добела лица, которые с каждым годом становились все прозрачнее и прозрачнее… А что у нее есть на сегодняшний день? Снежная и теплая московская зима, пакет с чужими деньгами, воспоминаниями и невозвращенным долгом (присыпанный розовыми сахаристыми блестками и пахнущий в ее воображении новогодними мандаринами), оскверненное извращенцем-генералом тело и неистребимое чувство вины перед собой. Звонил Максим, но она не стала с ним разговаривать, сославшись на головную боль.
А ночью, когда она задремала под звуки телевизора, в передней раздался звонок. Дина проснулась мгновенно, подскочила, села на постели, озираясь по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9