"По-всему, плохи твои дела, иуда!" - злорадно подумал я, сделав вывод из первых наблюдений. Не знаю, возможно когда-то, во времена великой империи социализма он и был порядочным офицером. Возможно. Хотя лично я в этом очень и очень сомневаюсь. Только все это у него в далеком прошлом. Всю свою порядочность он распродал оптом и в розницу за хрустящие тугрики олигарха. А потому ни жалости, не сочувствия к этому перерожденцу, моральному уроду я не испытывал, нет. В душе было одно лишь злорадство. Так тебе, козел, и надо!
Поскольку вчерашний короткий разговор с Сосновским выпал в сознании тяжелым осадком, все более возбуждавшем мое раздражение. Я решил дать ему выход и отыграться на этом вот старом мерине. А что, детей мне с ним не крестить, верно? А если он ещё питает относительно меня какие-то иллюзии, то его надо их лишить окончательно и бесповоротно.
Я стоял у порога как бедный родственник, переминаясь с ноги на ногу, ждал указаний высокого начальства.
- Ну чего вы там, - хмуро проговорил Варданян. - Проходите, садитесь.
На полусогнутых я доплелся до приставного столика, сел на краешек кресла, смиренно сказал:
- Разрешите доложить, Алик Иванович, о выполнении вашего задания.
- Какого ещё задания? - недоуменно спросил он.
- Ну, о том, кто видеокассету, стало быть.
- Не может быть! - не поверил отставной генерал, но в глазах уже начал разгораться огонь надежды. - Ну-ну, я вас внимательно слушаю, Дмитрий Константинович.
- После долгих и трудных размышлений, я пришел к выводу, что это могли сделать только вы, Алик Иванович. Больше, я извиняюсь, не кому.
Огонь в его глазах мгновенно потух, а вместо него появилось что-то очень темное и очень нехорошее.
- Ну-ну, все шутить изволите. Не надоело вам фиглярничать, Дмитрий Константинович?! - слова были тяжелы, будто пирамида Хеопса.
- Пошто обижаете, Алик Иванович! - "возмутился" я. - Какие тут могут быть, я извиняюсь, шутки. Я ведь не просто так, а доказательно.
- И какие же у вас доказательства? - мрачно усмехнулся дядя Алик.
- Пусть они не прямые, а косвенные, но очень, я бы сказал, веские. Определенно. Во-первых, кто перед столь важной беседой окончательно осматривает помещение? Вы, Алик Иванович, не отпирайтесь.
- Ну и что из того? Сейчас такие видеокамеры, что я её попросту не заметил.
- Ее могла не заметить уборщица тетя Клава...
- Какая ещё тетя?! - стал заметно заводиться Варданян. И это меня порадовало и воодушевило.
- Это аллегория, Алик Иванович... Так вот, видеокамеру могла не заметить уборщица тетя Клава, но не оперативник с вашим стажем и вашей квалификацией.
- И это все?
- Нет, я извиняюсь, не все. Я лишь только сказал - во-первых. Во-вторых, с некоторых пор вы заметили недовольство олигарха вашей работой и поняли, что рано или поздно, он постарается от вас избавиться. Чем это для вас может закончиться, не мне вам говорить. Вот потому решили сыграть на опережение и обезопасить свои тылы. А злополучная видеокассета и есть та гарантия, что жизнь свою вы закончите не где-нибудь в Москве-реке с перерезанным горлом, а на в своей постеле в окружении родных и близких.
- А ну прекратить! - благим матом заорал отставной козы барабанщик и прихлопнул здоровущей ладонью по столу. - Черт знает что такое!
Мои слова попали точно в цель! В маленьких темных глазках Варданяна засквозило беспокойство. Они выражали страх и удивление одновременно. Не думайте, что все, что я только-что сказал пришло ко мне спонтанно, по наитию. Нет. Над всем этим я долго размышлял, пока не родил вот эту идею, которую сейчас озвучил. Прозвучало очень убедительно. Понял это и дядя Алик. Потому так и занервничал.
Теперь у меня было совсем отменное настроение. Сбросив клокотавшую во мне злобу на олигарха прямиком на его верного цепного пса, я вновь ощутил себя человеком и мог даже посочувствовать дяде Алику. Не всегда ведь он был тем, кем стал, верно? Во всяком случае, в его младенческие годы, родители верили, что из него когда-нибудь вырастет что-нибудь путнее. Определенно.
- Ах, как мы не любим правду-матку! Как не любим! Как мы разнервничались! Как разволновались! А ведь я сказал лишь малую долю того, что написал в рапорте на имя Сосновского.
- Вы неисправимы, - устало проговорил Варданян. Вид у него был потерянным и несчастным. - Я пригласил вас для серьезного разговора, считал, что на вас можно положиться. А вы вновь устроили балаган.
- Но это же совсем другое дело! - с воодушевлением воскликнул я. Чего ж сразу не сказали, что темнили? Я в жизни ничего так не люблю, как серьезных разговоров. В этом случае на меня можно не только ложиться, на мне можно сидеть, стоять, использовать вместо батута. Прочность и надежность гарантируется.
Генерал лишь покачал "милой" головкой пятигодовалого бугая, а вслух сказал:
- И вы можете гарантировать, что разговор этот останется сугубо между нами?
- А вы хоть раз слышали от батута, как он относиться к тем, кто совершает на нем головокружительные кульбиты? Нет? И не услышите.
- Ну-ну, - криво и грустно улыбнулся Варданян. - Впрочем, конфиденциальность этого разговора в ваших же интересах.
- Я весь внимания, Алик Иванович.
- Нам доподлинно стало известно, что Иванов располагает копией видеокассеты.
- С чем я вас и поздравляю! - не сдержался я, чтобы не высказать своего отношения к услышанному. Но Варданян сделал вид, что не обратил на мои слова внимания, продолжал:
- Вы ведь у него пользуетесь доверием?
- Беркутов у всех пользуется доверием, - скромно ответил. - Ибо в мире ещё не изобрели материала тверже и надежнее этого прекрасного человека.
Поношенное лицо дяди Алика расцвело, будто майская роза под благодатным солнцем Андалусии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96