— Может быть, Мила…, — в который раз завела Любовь Андреевна.Резник поморщился. Он прекрасно знал, что хочет сказать жена, потому что за эти месяцы они всё время говорили об одном и том же. О том, что Мила, подруга детства их сына, та, в которую он был влюблён пять лет назад и которая отказала ему, когда он сделал ей предложение, сможет вернуть его к жизни. Мила, надо отдать ей должное, старалась, как могла. Она не раскрыла секрет Павлика и не рассказала про их запрещённые отцом встречи с Жанной, практически переселилась в их дом, забросила свою карьеру певицы, хотя, если говорить откровенно, она уже давно шла на спад, и ходила за Павликом, как за маленьким ребёнком.Любовь Андреевна была уверена, что под её чарами Павел быстро забудет свою девушку, но оказалась не права. С того самого дня, как Павел начал так себя вести, она всё ждала, когда же он образумится и станет прежним, но не дождалась. А Мила с каждым месяцем становилась всё хмурее, и задумчивее. Она тоже изменилась, стала сварливой и какой-то злобной, что ли. Срывалась по малейшему поводу, грубила… Любовь Андреевна, правда, не обижалась на неё, потому что видела, что девушка нервничает. Да и как могло быть иначе, если она надеялась, что Павел забудет Жанну, и останется с ней, но прошло столько времени, а ничего не меняется. Конечно, Мила — не нянька, и ей смертельно надоело валандаться с расклеившемся Павликом…— Надо отправить её отдохнуть, — вздохнула женщина.Резник кивнул. Он тоже уже не верил, что Мила сможет помочь Павлу стать прежним. Но, кто знает, может быть, хоть сейчас что — то изменится? Сейчас, когда Павел понял, что его возлюбленной уже нет в живых? Тогда он ещё на что — то надеялся, а теперь, кто знает… Оказывается, он даже ходил к следователю, сообщал об исчезновении Гусейновой Жанны, а родителям ничего не сообщил…— А-а — а, — раздался дикий крик, и Резники вздрогнули.Любовь Андреевна даже опрокинула чай на тонкий свитер, благо, что жидкость уже остыла.— Наверное, опять Джонни дурит, — покачала головой она, затирая салфеткой пятно от чая.Джонни был ветеринаром, которого им навязали вместе с коалами, когда Резник приобретал их в столице коал австралийском городке Ганеде.На последнем этаже их пятиэтажного особняка расположились оранжерея и зимний сад, в котором росли эвкалипты, тоже посаженные специально для новых питомцев, проводивших все дни на деревьях. Джонни, рыжий, веснусчатый, долговязый, в разбитых очках, воистину казался персонажем из психушки. Резник подозревал, что администрация Ганеды вздохнула спокойно, когда так ловко сумела отделаться от ветеринара.Но у него было неоспоримое достоинство: он обожал коал, следил за каждым их шагом и чуть ли не за каждым вдохом. Резник был уверен, что никто и никогда не сможет заменить Джонни и ухаживать за медвежатами лучше. Именно поэтому в доме терпели «придурочного» Джонни, как его прозвала горничная Светочка. У ветеринара была гадкая привычка доводить обитателей дома до бешенства. Примерно раз в два месяца ему приходил в голову очередной бред, касающийся непосредственно его подопечных, и он в исступлении начинал биться головой о ствол эвкалипта.Любовь Андреевна, бывший терапевт, даже как-то зашивала ему раны на голове, и ради Джонни на столике в зимнем саду обязательно находилась аптечка.Такое происходило, когда ветеринару начинало казаться, будто зверьки вдруг стали плохо выглядеть, или кто — то из них не так покакал, или съел меньше листьев эвкалипта, за которыми постоянно летал в Австралию личный самолёт Резника.Со временем в доме привыкли к причудам Джонни, и относились к ним спокойно. Все, кроме Светочки. Горничная всякий раз поднимала такой вой, словно иерихонская труба. Резник пару раз пытался её образумить, но потом догадался, что Светочка ведёт своеобразную игру, которая доставляет ей удовольствие. Вот и сейчас она вопила, как резаная.— Помогите, — расслышали Резники, не торопящиеся покидать уютную кухню — столовую.— Это не Света, — вздрогнула Любовь Андреевна, и её сердце пронзила страшная догадка.Она сорвалась с места и бросилась наверх, навстречу крику.
Миле никогда в жизни не было так страшно, как тогда, когда она увидела Павла, болтающегося в петле. Лицо его было каким-то красно — синим, а рот открытым. И ноги висели на уровне полуметра от паркета. И тогда Мила закричала. А уж потом сообразила, что надо звать на помощь. Первой в спальню сына вбежала его мать. Увидев Павлика, она бросилась к нему, но рухнула на середине дороги, не добежав каких — то пару шагов. За ней ворвался Анатолий Максимович. Он бросил взгляд на жену, и кинулся к сыну. А потом стал отдавать Миле чёткие, короткие приказы:— Дай нож, быстрее.— Принеси воды.— Достань нашатырный спирт.Он как-то ловко выхватил Павлика из петли, уложил его на пол, рядом с обморочной женой, и начал делать ему искусственное дыхание.Мила, зажав рот рукой, с ужасом смотрела на шею Павла. Она была синей, будто его душили… Господи, о чём же она думает, его ведь на самом деле душили, только это делал он сам…По просьбе Резника она поднесла нашатырь к носу Любови Андреевны, и та очнулась, закашлялась, зарыдала, увидев, как сражается муж за жизнь единственного сына…
Ирина покорно приняла все витамины, которыми снабжал её муж каждое утро. Что поделать, раз ребёнку надо, значит, надо. Она не протестует. Ирина вспомнила, что сегодня должна появиться Вера, чтобы посмотреть на эскиз кольца. Вообще-то, та должна была прийти ещё вчера вечером, но Ирина схалтурила и покинула офис раньше времени. Сегодня Вера будет недовольна этим. А потом Ирине вдобавок ко всему придётся сказать ей о том, что рубин — не рубин, а шпинель…Она вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63