Она была уверена, что я не проверю. Вот так-то!
* * *
В кабинете густо пахло хлоркой, кипяченым бельем и кислым жидким супом с пищеблока. Роддом был самый обычный, с синими, выкрашенными масляной краской стенами и металлическими каталками вдоль стен, щедро нагруженными линялыми тряпками. Из конца коридора время от времени доносились жалобные крики женщины: видимо, там находились родильные залы. Но сама заведующая отделением кричала так, что воплей роженицы почти не было слышно:
- Кто вам позволил?! Я спрашиваю, кто вам дал право так разговаривать со мной?! Вы... Вы...
- Нина Андреевна, вы совершенно зря кричите, - монотонно повторяла Лиля, вцепляясь руками в боковины стула, чтобы не упасть: голова после вчерашнего приступа все ещё сильно кружилась. - От того, что вы кричите ничего не изменится. Алла Денисова уже уволена с работы. Против нее, возможно, будет заведено уголовное дело. Причем непосредственно связанное с историей того, умершего ребенка.
- При чем тут уголовное дело? Вы хоть понимаете, что говорите!
- Я понимаю. Вы не понимаете... Если вы, действительно, помогли полтора года назад Алле и нашли для неё отказную девочку, то вам лучше сказать об этом сейчас. Если она хотя бы обращалась к вам с такой просьбой, но вы отказали, тоже скажите. Поймите, Алла Леонидовна даст показания. И если то, что она скажет не совпадет с тем, что скажете вы...
Бородянская нахмурилась, тяжело села на стул. Облокотилась обеими руками о стол, глядя в потолок, вздохнула.
- ... Нина Андреевна, вам, правда, лучше сказать. Никто не узнает, получили вы деньги за этого ребенка или отдали его бесплатно, но истории родов непременно поднимут. И ту студентку, которая отказалась от дочери, разыщут. И спросят, куда делся младенец... Лучше скажите. По сути, в этом нет ничего особенно страшного. Вы ведь никого не продавали, не крали и не убивали.
- Вот в прокуратуре и скажу, - заведующая отделением хмыкнула. Не особенно, впрочем, уверенно. - Если вызовут... И, вообще, девушка, вы являетесь в мой кабинет, не желаете показывать никаких документов и по какому-то праву спрашиваете!
- Я и не утверждаю, что работаю в милиции. Но если вы не скажете это мне и сейчас, вам все равно придется сказать это другим людям и потом. А от меня зависит, в каком тоне и с какими смысловыми акцентами будут задаваться вам вопросы.
Бородянская взглянула на неё с сомнением, наверняка, отметив и нездоровую бледность и отеки на лице и синеватый носогубный треугольник. Еще раз вздохнула:
- Девушка-девушка... Так и не хотите сказать, кто вы по должности?
- Не хочу и не скажу.
- Наверняка, не замужем, ведь так?
- Какое это имеет значение?
- Вид у вас такой... Вид человека, которого ещё жизнь не научила сочувствовать. Извините, конечно, за резкость. Вот вы делаете свою работу: не знаю, кем вы там числитесь - клерком, частным следователем...
Лиля неопределенно и многозначительно пожала плечами.
- ... Да кем бы ни числились! У вас, конечно, работа такая расследовать. Но что такое человеческое горе, вы из-за этой работы забываете!
"А ведь Бородянская, кажется, начинает торговаться?" - поняла она с тихим торжеством. - "Начались разговоры о горе, о добре и зле, об общечеловеческих понятиях. Сейчас скажет что-нибудь вроде того: я только нашла ребенку родителей, иначе он вырос бы никому не нужным детдомовцем... Скажет... Только что это даст, кроме подтверждения: да, Оленька, действительно, моя и только моя? Все окончательно запутается. Зачем солгала Алла? Какую игру она вела и имеет ли это какое-нибудь отношение к Олесе? Кто претендует на наследство и каким образом? Лжет ли Вадим?"
- ... Забываете-забываете! А я ведь, если разобраться, её спасла.
- Девочку?
- Ну, и девочку тоже. И Аллу... Аллу Леонидовну...
- Значит, вы все-таки помогли ей найти отказного ребенка? - Лиля распрямила плечи и чуть сощурилась. - Так?
- Так! - Бородянская наоборот глаза округлила. - А у меня был выбор? Она моей подругой была! Пусть не подругой - приятельницей хорошей. А вы вытаскивали когда-нибудь собственную подругу из петли? Я же табуретку из-под неё вышибла в буквальном смысле. И потом ещё месяц возле неё дежурила. Отпуск взяла и дежурила, чтобы она ничего с собой не сделала.
- Она что, пыталась покончить жизнь самоубийством? Почему?
- Вот вы бы сначала спросили - почему, а потом уже осуждали человека! Она ребенка спасти пыталась. Ну, не получилось: медицина не всесильна...
- Так это она из-за ребенка?
- При чем тут ребенок? - Нина Андреевна поморщилась и сняла с головы медицинскую шапочку. - Ребенок... Не в этом дело. Жизнь у человека поломанная. Все для других. Все! А ей за это все время - по морде, по морде!
- Объясните, пожалуйста...
- А я объясню! Объясню-объясню! Вы, девушка, не сомневайтесь! Вы, вообще, в этой истории хорошо ориентируетесь, или вам так, бумажку выписали "проверить такую-то такую-то. Допросить на предмет подделки документов на ребенка"?
Лиля ничего не сказала. Бородянская, впрочем, и не нуждалась в ответе. Все тело её колыхалось, как обычно бывает у тучных женщин в минуты волнения. Казалось, что она вот-вот свалится со стула от переполняющих её эмоций.
- Объясните, надо же! Да если бы вы только слышали, как она в трубку рыдала: "Помоги, Ниночка!" Я сначала отказалась. Спокойно так, серьезно. Дескать, не хочу в такие дела лезть. Она сразу трубку и повесила. Я заволновалась, домой к ней после работы поехала. Толкнулась - дверь открыта. Зашла, а она уже с табуретки спрыгнула, качается и хрипит. Хорошо, что я - врач, не растерялась. На пять минут бы позже зашла - и все!.. Откачала её, а она хрипит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111