.. Хотя, честно говоря, бабец этот мне тоже не нравится. Дерганная, очкастая, противная. Шлюховатая, как большинство их роду-племени. С мужем живет, по бывшим любовникам таскается. И, главное, ни кожи ни рожи ведь, а туда же!.. Чует мое сердце, посадим мы её. А может и не её. Я ведь тебе новостишку интересную принес.
- По поводу?..
- По поводу Натальи Слюсаревой, бывшей жены нашего Тима Райдера... Вернулась она из Лондона в свой Железнодорожный. Как миленькая вернулась. Сначала хозтоварами торговала, потом в бар устроилась. А недавно исчезла. Исчезла - и все! Нету ее! Где может шлюхаться - никто не знает. Но мать при этом не особенно волнуется. Волнуется, конечно, но не так, чтобы волосы на себе рвать и заявами ментуру закидывать. Лопочет что-то насчет внезапного приступа любви. Мол, могла доченька укатить развлекаться с неожиданно образовавшимся любовником. Может, конечно, для госпожи Слюсаревой это и норма - вот так, никого не предупредив, сваливать в неизвестном направлении? Однако же, странно...
Андрей, поморщившись, потер шею: одна таблетка застряла где-то в горле:
- Когда она исчезла?
- Да, вроде, шестого июля. Отработала смену, домой не вернулась. Ни записки никакой не оставила, ни позвонила.
- По подругам и бывшим хахалям искали?
- Обижаешь, орган предварительного следствия! Не тупее паровоза. Искали, ищем.
- Ну, и отлично... В "Камелию" эту завтра поедем. Наверное, с утра пораньше. Надо выяснить, кто с двенадцатого на тринадцатое работал, вызвать всех... Правда, что ли сегодня съезжаешь?
Красовский вяло пожал плечами:
- А чего, всю жизнь теперь что ли у тебя сидеть?
И Андрей вдруг понял, что тот видит сейчас свою квартиру без кружевных салфеточек, и пушистых мягких игрушек, оккупировавших комнату и прихожую...
* * *
Настроение и так было паршивым, а тут ещё сломался новенький и дорогущий моющий пылесос. Пару раз прощально чихнул, совсем как древний советский "Уралец", утробно загудел и замолчал. Тамара с досадой выдернула вилку из розетки, уселась на пол и пнула пылесос ногой. Тяжеленный, как гроб, он все-таки откатился на пару сантиметров в сторону.
- Выпей свои успокоительные таблетки, - Валерка даже не обернулся. Как вытирал пыль со шкафа, так и вытирал. Спокойно, размеренно. Только шея и уши немного покраснели.
- Пылесос сломался, - проговорила она. - Ты не хочешь посмотреть, что с ним?
- Том, ну ты же знаешь, что он на гарантии. Я в него залезу, а потом ни одна мастерская в ремонт не возьмет... Брось, вообще, это черное дело, я потом палас сам щеткой дочищу. Таблетки, говорю, лучше прими.
- Я не могу сейчас принимать таблетки, ты это прекрасно знаешь. У меня экзема страшнейшая, как ты мог заметить... Если, конечно, ещё иногда смотришь на мои руки и в мою сторону.
Он все-таки обернулся. Повесил тряпку на вытертую дверцу и обернулся. Присел на корточки, тяжко вздохнул:
- Том, ну так тоже невозможно, в конце концов! Что с тобой творится, а? Ну, что я тебе сделал? Чем не угодил? Я понимаю, что ты из-за милиции переживаешь, из-за этого убийства... Но это же все пройдет, надо просто переждать. Дачу подремонтируем и продадим сразу же. Или, хочешь, вообще, разломаем? Все равно на ремонт больше денег пойдет, чем в результате получим.
- Я хочу, чтобы ты починил пылесос, - сказала она, чувствуя что вот-вот расплачется. - Все! Больше я от тебя ничего не хочу... Еще я хочу, чтобы меня все оставили в покое. Мне все надоело. Дом этот надоел, пыль надоела, жизнь эта!
Муж оперся одной рукой о пол и покорно потянулся к пылесосу.
- Не трогай! - её испугал собственный визг. - Сам же сказал, ни одна мастерская потом не возьмет. Без тебя разберусь! Не трогай!
Он покачал головой, встал, хрустнув коленями, снова принялся за шкаф. Приподнявшись на цыпочки, полез в антресоли, выложил на табуретку зимнюю шапку, завернутую в газету, мешок с шарфами и перчатками. Тамара вздрогнула. Она вдруг поняла, что он сейчас увидит. Вскочила, крикнула: "Оставь вещи, я сама. Лучше, в самом деле, палас дочисть", но было уже поздно. Валера держал в руках небольшой сверток. Что-то длинное, замотанное в кусок обыкновенного черного сатина. Размотал. Удивленно взглянул на три толстые свечи: две белые и одну красную. Взял двумя пальцами белую, наполовину оплывшую:
- А что это такое?
- Свечи. Не видишь разве? - Тамара постаралась пожать плечами как можно более равнодушно. - Вопросы какие-то странные задаешь.
- Вижу, что свечи. Почему в тряпке-то? И красная откуда?
- С Нового года осталась! С восьмого марта!.. Господи, какая тебе разница?!
- Да, никакой. Просто... Ладно, твои дела...
- Да! Мои! - она не сдержалась и начала-таки расчесывать ладонь ногтями. Подсохшая короста тут же содралась, выступила кровь. - Свечки это мои дела, ты в них не лезь! Как я не лезу в твои.
- Может хватит ходить вокруг да около? Может, объяснишь, в чем дело?!
- Ты прекрасно знаешь, в чем дело. И в ком дело, - проговорила Тамара со значением. Тряхнула темными волосами и вышла из комнаты на кухню.
Там первым делом отдернула тюль с окна, открыла форточку. Зажгла газ на плите, поставила на конфорку кастрюлю с водой. Плакать больше не хотелось. Хотелось тихо выть и биться обеими кулаками и лбом о стену. Так, чтобы стало больно, чтобы почувствовать, что ничего его не кончилось, жизнь продолжается, и все ещё будет... Все ещё будет. На самом деле, будет.
В комнате хлопнула дверца шкафа, на кухню заглянул муж. Уже в слаксах и защитного цвета рубахе. Обе руки в карманах, на загорелом лице темные пятна. Волнуется, злится, краснеет...
- Том, я выйду пройдусь, пива возьму... В магазин надо за чем-нибудь зайти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111