Рынок раздавит.
Машу коробило от пренебрежительного «газетка», да еще «блошиная», но она решила пока что не показывать коготки, хотя ей стоило усилий сдерживать себя. В глазах ее сверкнула живая, смелая улыбка, как инстинкт самосохранения. Какой-то интуицией она предвидела его следующий вопрос, предчувствовала и ожидала. И он, именно этот вопрос, прозвучал как пощечина:
— И куда вы намерены пойти, когда ваша газетка прикажет долго жить? Уже сейчас болтаются в поисках работы сотни журналистов.
— Там видно будет, — не слишком утешительно ответила Маша.
— Разумные люди заранее готовят плацдарм для отступления, — поучающе посоветовал он.
— Считайте меня неразумной.
— Это неправда, вы умная, но беспечная, как все талантливые и красивые, — сделал он первый комплимент, бесцеремонно разглядывая ее высокие девичьи груди. — Вы чертовски обаятельны, и это сущая правда. Я не могу себе представить вас в положении безработной нищенки. У вас семья: ребенок, пенсионерка-мать.
— Удивительная осведомленность, — невольно сорвалось у Маши. — А здесь случайно не филиал спецслужб?
— Я бизнесмен. В нашем деле информация — половина успеха. — Высокомерие он решил сменить на доброжелательность и покровительство. Набрякшие веки его дергались, в глазах и в тоне появились несдержанность и беспокойство. — С вами я буду откровенен. Детектив, о котором мы с вами говорили в «предбаннике», — кивок головы в соседнюю комнату, — несколько наивный предлог познакомиться с вами. Хотя сюжет действительно интересный и вы можете написать, у вас это хорошо получается, вы умница и талант, я это высоко ценю и чистосердечно признаюсь: вы мне нравитесь. Я хочу предложить вам работу у себя. Бросьте газету («уже не газетку», — отметила про себя Маша) до того, как она прикажет долго жить. Не ждите. Важно вовремя оставить тонущий корабль.
— Как крыса? Вот уж не думала, что меня зачислят в разряд этих тварей, — съязвила Маша, все еще храня сдержанность.
— Ну зачем вы так: я к вам всей душой. Предлагаю вам отличный пост референта с окладом в два раза выше того, что вы получаете сейчас. Работа не обременительна, у вас будет достаточно свободного времени для творчества. Пишите детективы. Потом могут быть солидные премии и вознаграждения за прочие услуги и хорошее поведение. — Лицо его изобразило лукавую улыбочку.
— Что вы имеете в виду под «прочими услугами»? — В Маше заговорила раненая гордость. Однако ее негодующий вид не смутил Леонида Ильича, и он, погасив улыбку, ответил:
— Это выяснится в процессе работы. Жизнь покажет. Фирма наша процветает и будет процветать.
«Какая самонадеянность, сколько хищного самодовольства», — подумала Маша и решила остудить его вопросом:
— А если придут к власти наши? Ну те, кого вы называете «красно-коричневыми»?
— Они не придут. Они опоздали. Август не повторится.
Слова его прозвучали жестоко, а глаза сощурились, ощетинились гневом.
— Почему такая уверенность?
— Америка, Запад не допустят. ООН введет свои войска, — резко и раздраженно ответил он.
— Это что ж — третья мировая война? Ядерная?
— Не получится. Все предусмотрено. Но оставим политику. Лучше к делу. Поймите: у меня нет недостатка в женщинах вообще и в претендентках на должность референта. И смею вас заверить — самого высокого разряда, как говорится «экстра-класс».
— Не сомневаюсь, — Маша уколола Леонида Ильича язвительно-ироническим взглядом. — Должна вас разочаровать: вы получили обо мне ложную информацию. Я не из семейства крыс. — Она встала, демонстративно посмотрела на часы. — Благодарю вас за угощенье и участие в моей судьбе. Но принять ваше предложение не могу. — И, раскланявшись, но не подав руки, направилась к выходу.
— Жаль, — бросил ей вслед Леонид Ильич и прибавил со злорадством: — А ваши не придут. Не надейтесь.
Маша не ответила. Она спешила быстрей покинуть этот дом. Уже на улице в ее сознании зловещим заклинанием звучали злорадные, самоуверенные слова новоявленного хозяина России: «Ваши не придут».
3
Это был самый долгий, самый сложный и противоречивый день в жизни Маши Зорянкиной. Светлое, радужное настроение, которое она испытывала еще два часа назад после встречи с Ивановым в его мастерской, было оплевано и растоптано, словно в ее душу бросили ком грязи. В переполненном вечернем транспорте она спешила домой, не замечая вокруг себя таких же, как и она, торопливых людей, раздираемая колючими мыслями. «Боже мой, и какая нелегкая понесла меня к этому новому хозяину страны, представителю нового гегемона, для которого деньги — превыше всего. Он уверен, что за деньги можно все, в том числе и „прочие услуги“. говорит, что ему нужен мой талант, а глазами раздевает. У него много этих „экстра-класс“, жаждущих продать себя. А ему нужна именно я, так решают его сухие, плотоядные губы. Он получил обо мне информацию. От кого? Конечно, от Панкинда… Рынок раздавит неугодные ему газеты. Да, раздавит. А их и так немного, несущих людям правду, их трезвые голоса глохнут в грохоте беспардонной лжи, циничной фальсификации всевозможных „независимых“, „вестей“, „новостей“, „известий“, „комсомольцев“, эфира, где дикторы не выговаривают половины алфавита». Маша вспомнила его выкрик «Не придут!» Какая самоуверенность, перемешенная с нервозностью и страхом. Ей запомнился этот страх в его глазах, когда она сказала «наши придут».
В эту ночь Маша долго не могла уснуть. Усилием воли она заставила себя не думать о Леониде Ильиче. Теперь она думала об Иванове, о его творчестве, о его взглядах. Образ Алексея Петровича, глубокий и притягательный, заслонил собой все неприятное, отвратительное, с чем она столкнулась в конце дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101