Еще бы — ограбили народ. Моими деньгами, украденными у меня, и расплатитесь.
— Вы имеете в виду вклады в сбербанках? Да, это наша общая беда. Я так же пострадал, как и все. Эта акция на совести Горбачева, которого, как я понимаю, вы не жалуете. И тут я с вами солидарен: он принес много бед нашему народу своей нерешительностью и непоследовательностью. Но как бы мы к нему ни относились, несмотря на восторги и проклятия, он войдет в Историю России, как Ленин.
— Сравнение довольно рискованное. Вам не кажется? — сказал Иванов и подумал: «А он не торопится решать дело, которое привело его сюда. А может, догадался, что не соглашусь». И ему вспомнилась история с памятником Свердлову, когда он отказался от «престижного заказа», и тоже по идеологическому мотиву. От бронзового палача казачества остался только постамент. Что останется от героев Белого Дома, даже если им сварганит монумент вездесущий скульптор, выступающий под псевдонимом Чернов?
— И нисколько не рискованное. Согласитесь, что и Ленин, и Горбачев перевернули Россию вверх ногами, хоть и вели в противоположные стороны. Как к Ленину, так и к Горбачеву отношения граждан были полярные: одни молились, другие проклинали.
Иванову любопытно было вот так, лицом к лицу, встретиться с представителем «Демроссии». Гость кого-то ему напоминал, какого-то партчиновника. Он спросил:
— Ну а вы, Роман Сергеевич? Молились?
— Отнюдь — проклинал и того и другого.
— Вы были в партии?
— Состоял. Но вышел, как и тысячи подобных. «Ах, как он похож на того функционера со Старой площади! — сверлила мозг навязчивая мысль. — Нет, не он, конечно, у того была другая фамилия и имя другое. Но похож — и манеры, и апломб, и самоуверенность».
— Вы, Роман Сергеевич, не работали в ЦК?
— Бог миловал, — как-то даже с гордостью ответил гость. — А почему вы спросили?
— Может, случайно знали — был там такой деятель от культуры по имени Альберт?
— Альберт? А фамилия? — без особого интереса спросил гость.
— Точно не помню, то ли Белов, то ли Беляков. Такой важный, надутый индюк. И глупый, как индюк. Лет десять тому назад он обратился ко мне тоже, как и вы, с благородным заказом — сделать мемориальную доску одному члену политбюро. Для дома, в котором он жил.
— И что? Вы сделали?
— Нет.
— Почему? Не ваше амплуа?
— Не поэтому. Покойный был такой же дурак, как и Альберт. А у меня какая-то аллергия на дураков. Не на всех, конечно, а только на тех, которые напускают на себя важность, чтоб показаться умным. Но это между прочим, мы отвлеклись. С вами интересно побеседовать. Ленин и Горбачев. Оригинальная мысль. Первый — гений, второй — подлец. Если ей следовать, можно провести следующую параллель: Сталин и Ельцин.
— Не вижу связи.
— Первый — гений, второй — наоборот. Ельцин сделал себе карьеру на критике привилегий. Сталин был аскетом и органически не терпел привилегий.
— Ну уж оставьте сказки о сталинском аскетизме, — как неопровержимую истину изрек Роман Сергеевич и брезгливо поморщился.
— Сказки? Нет, уважаемый Роман Сергеевич, я не любитель сказок, это удел вашей демократической прессы. Я предпочитаю подлинные факты, подтвержденные документами. А документы — опись личного имущества Сталина, составленная после его смерти, свидетельствует: три костюма, трое брюк, одни подтяжки, четыре пары кальсон, семь пар носков и четыре трубки. А теперь сравните с имуществом отважного борца с привилегиями вашего дорогого Бориса Николаевича и его ближайших подручных.
— Я понял, что вы не жалуете Бориса Николаевича, — холодно сказал Роман Сергеевич и посмотрел на Иванова тяжелым, отчужденным взглядом.
— Презираю, как и большинство людей бывшего СССР.
— Насчет большинства можно спорить, но это не входит в программу моего визита. Значит, вы не хотите делать памятник героям августа? По идейным соображениям. Правильно? — В голосе гостя прозвучал металл, вызвав на лице Иванова ироническую улыбку.
— Как вам будет угодно.
— А кого бы вы порекомендовали? Реалиста и русского.
— Вячеслава Клыкова, например, — с умыслом подбросил Иванов.
— Ой, нет. Он же красно-коричневый.
— Вячеслав? Красный? Да для него красный флаг все равно что красный плащ для быка. Уж скорее я красный, хотя в партии никогда не состоял.
— Вы — беспартийный большевик, — съязвил гость.
— У меня было и есть много друзей-коммунистов. Особенно среди фронтовых ребят. Прекрасные люди, честные, патриоты. Недавно схоронил своего самого близкого друга, генерала. Благороднейший гражданин. Отважный был воин.
— И, конечно, сталинист.
— Горячий и убежденный, — с вызовом ответил Иванов.
— Это он вам рассказал, сколько у Сталина было кальсон? Беда всех воинов и боль. — Он встал. — Я вам искренне сочувствую. И прощайте.
Приблизительно через час после ухода незваного гостя появилась Маша.
— У тебя кто-то был? — с порога полюбопытствовала она.
— А ты как догадалась? — удивился Алексей Петрович.
— Предчувствие.
— А если всерьез?
— Серьезно. Еду в метро, как всегда, тороплюсь. И вдруг ловлю себя на мысли, что спешу больше обычного и что ты сейчас не один в мастерской. Притом уверена, что не один. Подмывает любопытство: с кем?
— Неужто ревность?
— Нет, просто любопытство. Меня это не удивило: предчувствие поселилось во мне с тех пор, как я начала думать об инопланетянах, уверовала в них. Но у тебя действительно кто-то был?
— Был, Машенька, представитель демократии, — весело ответил Иванов, целуя жену.
— По случаю?
— Новая власть пыталась меня облагодетельствовать: предлагала престижный государственный заказ.
— Статую Ельцина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101