Алмазные росы сверкали в лучах солнца на желтых нарциссах и на бутонах еще не распустившихся ранних темно-красных пионов. Вопреки всем невзгодам и напастям природа жила по своим извечным законам, хотя неразумные двуногие эгоисты постоянно пытаются помешать естественному ходу ее жизнедеятельности. Весна торжественно справляла пробуждение природы, выставляла напоказ ее жизненные силы и нерукотворную красоту, и человек хоть на короткое время отвлекался от бремени житейских забот и бед и находил в душе своей мимолетную радость и восторг окружающим миром, его божественным совершенством.
Алексей Петрович всего лишь второй раз был на даче Зорянкиных — первый раз в конце апреля, когда природа только-только пробуждалась от зимнего сна. И теперь, пока Маша и Лариса Матвеевна готовили завтрак, он подвесил гамак и сооружал между двух берез качели для Настеньки, которая ни на шаг не отходила от него, все щебетала, восторгалась и гамаком, и качелями.
Машу же не покидало возбуждение, охватившее ее в четыре часа утра. Напротив, оно как бы даже усиливалось, хотя уже и без тревожных предчувствий. Во всех ее действиях и движениях сквозили приподнятая торопливость и окрыленность, стремление поскорей отозваться на смутный, но неукротимый зов, боязнь куда-то опоздать. И это «куда-то» называлось Копнино, где она побывала минувшей ночью на вселенском соборе и слушала трубный голос преподобного Сергия Радонежского. Она все еще находилась во власти странного, но до осязаемости четкого сновидения, воспринимала его как пророчество, как веление вселенских сил.
В Копнино Маша отправилась вдвоем с Алексеем Петровичем. Настеньку с собой не взяли: воспротивилась бабушка, считая такую прогулку для девочки утомительной. У Маши было приподнятое настроение, она шла легко, стремительно, и лицо ее сияло блаженством и радостью. От дачи к Копнину вела неширокая лесная просека, по которой в пору сенокоса проходил трактор с прицепом, груженным сеном. Из чащи справа и слева с шумом выстреливали дрозды. Где-то свиристела пеночка-веснянка, но ее тоненький мелодичный голосок заглушала своей трескотней пеночка-трещотка. По обочине просеки сверкали золотые головки купавы. Маша походя сорвала три цветка и поднесла к лицу, понюхала.
— Какой тонкий, едва уловимый аромат. Скоро зацветут ландыши.
— А, между прочим, и купава, и ландыши занесены в Красную книгу, — дружески напомнил Иванов.
— Ландыши — да, а вот купава — извини, не знала.
День разгорался теплый и тихий. Солнце разбрасывало по лесу золотистые блики. Густой аромат молодой листвы, свежей травы и цветов пьянил, радовал. Маша взяла Иванова за руку и энергично потащила за собой приговаривая:
— Не отставай, прибавь шагу, быстрей, быстрей!
— А зачем спешить, куда спешить? Дай насладиться природой. — Иванов не мог понять ее неукротимого стремительного бега. Да она и сама не понимала, что с ней происходит, какие магниты влекут ее к заветной поляне. Она была в состоянии необъяснимого порыва, и Алексей Петрович едва поспевал за ней.
— Там насладимся, там моя родина, там нас ждут, — запыхавшись, восторженно говорила она, устремив вперед разгоряченный взгляд. Большие глаза ее лихорадочно искрились.
— Кто нас ждет? — недоумевал Алексей Петрович.
— Наши колокольчики, ромашки, фиалки, незабудки, ландыши.
— Но их еще нет, их время не подошло. Они зацветут попозже.
— Нет, ты не знаешь, не спорь. Они ждут меня, — настойчиво и властно возражала она вполне серьезно, что несколько озадачивало Алексея Петровича. «Неужто на нее так подействовал странный сон», — думал Иванов.
Поляна открылась сразу во всю ширь, залитая солнцем и обрамленная кущами деревьев. В центре ее торжественно возвышался темно-зеленый хоровод сибирского кедра вокруг бывшего монастырского пруда. Маша остановилась на опушке молодого березняка, быстрым взглядом окинула поляну, и на ее лице Иванов прочитал разочарование, которое она в тот же миг попыталась скрыть, заговорив с неестественным восторгом:
— Ну как? Правда прекрасное местечко? А через неделю, когда все зацветет… будет райское очарование.
— Да, родная, места здесь и в самом деле райские, — поддержал ее восторг Алексей Петрович. — В другой раз я приду сюда с красками и напишу панораму по горизонтали в духе Павла Корина. Ты видела его палехские пейзажи? И итальянские тоже. Он любил изображать горизонтальную ширь. Напишу и подарю тебе, чтоб твое заповедное было всегда рядом с тобой.
— Спасибо, милый, ты доставишь мне радость. И вообще, ты моя радость, моя гордость, мое счастье, моя речная неземная любовь. — Она нежно прильнула к чему и поцеловала.
— А ты мой голубой бриллиант, — прошептал он.
— Скажи, в природе вообще существуют голубые бриллианты? Или ты сочинил?
— Существует в единственном экземпляре — это ты.
Он бросил на молодую траву плед, который велела прихватить с собой Маша, и предложил:
— Отдохнем, присядем?
Она проворно расстелила плед и первой села.
Алексей Петрович опустился рядом, заговорил:
— Сейчас принято вспоминать слова Достоевского, что красота спасет мир. Я много думал об этом — каким образом? Ведь красота хрупка и беззащитна. Красоту создает сама природа, а человек, художник, подражает природе и делает копии прекрасного, старается продлить красоту. Красота — основа, первоисточник духовности. Ты согласна?
— Да, конечно, прекрасное облагораживает душу и возвышает разум.
— Ты обратила внимание: к прекрасному тянется все живое — люди, животные, растения. Возьми птиц, их брачное время, — они наряжаются в новое оперение, поют песни, славят жизнь, рождение детей, своего будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101