Мы пили и разговаривали, пили и разговаривали, и каждый старался показать, что более пьян, чем есть на самом деле, хотя вскоре действительно надрались до чертиков.
Внешне это очень напоминало обычную пьянку. Он пытался накачать меня под завязку, чтобы затем выудить все мои секреты, а я старался проделать то же самое с ним. И ни один не мог похвастаться большим успехом.
- Знаешь, - сказал он, когда уже начало смеркаться. - Я осел. Я жуткий осел. У меня есть жена... милейшая в мире женщина. Хочет, чтоб я вернулся к ней... и вообще. А я сижу здесь в дерьме, лакаю... а мог бы быть человеком. Архитектором мог бы быть, понимаешь? Еще каким архитектором... А так... Привык к этому пойлу... Связался с подонками. Не могу вырваться. Но я вернусь к ней... без трепа. Вернусь к моей женушке, самой милой на свете женщине... Взгляни на меня. - Мы уже были на "ты". - Разве я похож на нар-ркомана? Нисколько! И ты думаешь, почему? Потому, что я лечусь. Сейчас я тебе покажу... Увидишь, я могу закурить, а могу и не закурить.
Он неловко сорвался с кресла, прошел, пошатываясь, в соседнюю комнату и вернулся, неся очень красивый прибор для курения опиума, прибор из серебра и слоновой кости на серебряном подносе. Поставил поднос на стол и пододвинул трубку ко мне.
- Кури, Паркер, я угощаю.
Я сказал, что останусь верен виски.
- Может, хочешь "снежка"? - спросил он.
Когда я отказался и от кокаина, он удобно развалился на полу возле столика, зарядил свою трубку, и забавы продолжались - он курил, а я трудился над бутылкой, и оба мы старательно взвешивали слова, чтобы не выболтать лишнее.
К полуночи, когда я уже изрядно нагрузился виски, появилась Лала.
- Вижу, вы славно развлекаетесь, парни, - сказала она весело, наклоняясь и целуя англичанина в растрепанные волосы.
Потом села к столу и потянулась за рюмкой.
- Вел-ликолепно! - похвалил я Лалу сильно заплетающимся языком.
- Ты должен всегда быть под мухой, малыш, - посоветовала мне она. Смазав, ты выглядишь куда интересней.
Не знаю, что я ответил. Помню только, что сразу после этого улегся рядом с англичанином на полу и заснул.
Следующие два дня протекали так же, как первый. Эшкрафт и я не разлучались двадцать четыре часа в сутки, и девушка почти не покидала нас. Не пили только тогда, когда отсыпались, сраженные алкоголем. Большую часть времени мы провели в доме из необожженного кирпича и в "Золотой подкове", о других кабаках не забывали тоже. Остались весьма туманные воспоминания о том, что происходило вокруг, хотя я, вроде бы, ничего существенного не упустил из виду.
Внешне мы держались с Эшкрафтом, как два корефана из одной малины, но ни один из нас не избавился от недоверия в отношении другого. И это несмотря на то, что оба были пьяны, и напивались очень крепко. Он успешно боролся с желанием приложиться к трубке с опиумом, а девица, хотя и не курила, но выпить была не дура.
После трех дней, проведенных таким вот образом, я тронулся обратно в Сан- Франциско, трезвея по мере удаления от Тихуаны. По дороге привел в порядок свои впечатления, которые сложились в отношении Нормана Эшкрафта, иначе Эда Бохенона.
В результате я пришел к следующим выводам:
1. Он подозревал (или даже был уверен), что я приехал по поручению его жены: слишком ровно он держался и слишком хорошо принимал меня, чтобы я мог в этом усомниться.
2. Скорее всего, он решил вернуться к жене, хотя полной гарантии на этот счет никто бы не дал.
3. Он не имел неизлечимого пристрастия к наркотикам.
4. Он мог бы взять себя в руки под влиянием жены, хотя и это вызывало большие сомнения: он узнал, что такое дно общества, и, похоже, ему там нравилось.
5. Эта девушка, Лала, была влюблена в него до безумия; он также в какой-то мере любил ее, но сходить с ума от этой любви не собирался.
Я отлично выспался за ночь, проведенную в поезде между Лос-Анджелесом и Сан- Франциско, вышел на углу Таунсенд-авеню и Третьей улицы, чувствуя себя почти нормально. За завтраком слопал больше, чем за три дня в Тихуане, после чего отправился к Вэнсу Ричмонду в его контору.
- Мистер Ричмонд уехал в Эврику, - сказала мне его стенографистка.
- Не могли бы вы связать меня с ним по телефону?
Она могла и связала.
Не называя никаких фамилий, я рассказал адвокату, что видел и до чего додумался.
- Понимаю, - сказал он. - Поезжайте к миссис Эшкрафт и скажите, что я сегодня отправлю ей записку, а в город вернусь через два дня. Думаю, до этого времени нет нужды что-либо предпринимать.
Я доехал на трамвае до Ван-Несс-авеню, а потом прошел пешком к дому миссис Эшкрафт. Позвонил в дверь. Никакого ответа. Позвонил еще раз и только тогда заметил в подъезде две газеты. Взглянул на даты - сегодняшняя и вчерашняя.
Какой-то старичок в линялом комбинезоне поливал газон в соседнем дворе.
- Вы не знаете, из этого дома кто-нибудь выезжал? - крикнул я ему.
- Вроде бы нет. Сегодня утром дверь черного хода была открыта. - Старик стоял, скребя подбородок. - А может, и уехали, - сказал он медленно. - Мне вот пришло на ум, что я никого из них не видел... пожалуй, ни разу за весь вчерашний день.
Я обошел дом сзади, перелез через невысокий заборчик и поднялся по лестнице черного хода. Кухонная дверь оказалась незапертой, за дверью слышался плеск воды, вытекающей из крана.
Я громко постучал. Никто не ответил. Тогда я пнул дверь и вошел на кухню. Вода текла из крана.
Под тонкой струйкой воды лежал большой кухонный нож с лезвием длиною в фут. Нож был чистый, но на стенках фарфоровой раковины там, куда попадали лишь мелкие капельки воды, я увидел ржавые пятнышки. Сковырнул одно из них ногтем - засохшая кровь.
Если бы не эта раковина, все на кухне было бы в образцовом порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13